Из современной английской новеллы

Все это не один, а много раз изливала на Тима Мичико, которая прежде никогда ничего не рассказывала о своей личной жизни; что генерал провел годы в тюрьме, Тим узнал от профессора-либерала, любителя посудачить. В результате он стал страшиться ее появлений в его кабинете, сопровождающихся отчаянно-сдержанной мольбой:

— Можно вас потревожить на минуточку, мистер Хейл?

Еще больше он стал страшиться ее визитов к нему в дом, иногда в сопровождении Моргана, который, потоптавшись в дверях у нее за спиной, садился и сидел почти безмолвно, тиская свои большие потные руки, а она говорила, говорила, говорила, негромко, настойчиво, неумолчно. Ей не хотелось, чтобы при этом присутствовала Лора — любой совет, исходящий от Лоры, она явно считала нестоящим. Лора быстро поняла это и, завидев Мичико, выскакивала из комнаты, ссылаясь на срочные дела в детской, на кухне, в саду.

— Почему, когда бы ей ни вздумалось прийти, мы всякий раз обязаны ее принимать? — снова и снова спрашивала она, и Тим снова и снова терпеливо объяснял, как ему жаль ее, и что, по японским понятиям, на работодателе лежит ответственность за личное счастье работника, и что ей больше не к кому обратиться. У него чрезмерно развито чувство долга, не уступала Лора и, конечно, была права. В большинстве случаев он творил благие дела не по доброте, не из любви или благодарности, а из-за этого самого чувства долга, неусыпного, неотвязного, словно постоянная зубная боль в душе. И был сам не рад тому, что это так, а не иначе.

На пятый вечер после приезда Майкла — они только что отобедали, и Тим скрепя сердце наливал брату еще одну рюмку бренди — в гостиную скользнула Имаи-сан и объявила:

— У дверей дама.

Теперь, когда не было Лоры, явиться без доклада в такой час могла только одна дама.

Перед обедом у братьев произошла легкая стычка, какие теперь предшествовали каждой их совместной трапезе.

— Ну, пойдем к столу, — сказал Тим, выпив второй мартини.

— Уже? — отозвался Майкл. — Нет, давай пропустим еще по одному. Куда торопиться?

Тим объяснил, что Имаи-сан будет спешить домой, нехорошо так долго ее задерживать, она опоздает на последний автобус, и он вынужден будет предложить ей отвезти ее на машине.

— Ума не приложу, отчего ты не заведешь живущую прислугу, — возразил Майкл. — Добро бы эта была бог весть какое сокровище, так ведь нет?

Тим встал, аккуратно поставил пустой стакан на поднос и устало, но терпеливо ответил:

— Вообще-то, по японским меркам, она как раз сокровище. К тому же найти прислугу здесь становится почти так же трудно, а держать — почти так же дорого, как у нас.

За обедом рука Майкла вновь и вновь тянулась к бутылке вина. Тим, который в одиночестве обычно не пил больше одного стакана и злился, что теперь, садясь за стол, они вдвоем каждый раз приканчивают бутылку, решил, что завтра предложит брату на выбор сакэ или пиво.

Майкл усердно пережевывал кусок мяса:

— Пережарила она бифштекс. Я смотрю, у нее вообще склонность все пережаривать.

Тим подавил желание отрезать в, ответ: "Если тебя не устраивает такая еда, отчего бы тебе не сводить меня как-нибудь вечером в ресторан?"

При видимой покорности и застенчивости Мичико умела проявлять безудержный эгоизм в достижении какой-либо важной для нее цели. Пока речь шла о незначительном — заботе о жильцах или о том, чтоб угождать Тиму, — она готова была жертвовать собой безропотно и безоглядно, но, когда речь заходила о существенном, приносить себя в жертву должны были другие. Сия неведомая дотоле истина открылась Тиму и Лоре сразу, как только японка решила обратить своего английского хозяина в советчика.

Сейчас, когда, потупясь, полуотвернув лицо, она неслышно просеменила в гостиную, она казалась истинным воплощением скромности и смирения, но Тим прекрасно знал, что присутствие чужого человека никоим образом не собьет ее с пути.

— A-а, это вы, Мичико! — воскликнул он голосом, в котором не слышалось ни малейшего удовольствия. Таким голосом он мог сказать: "A-а, это опять письма!" — когда она второй раз приходила к нему в кабинет с почтой. — Вы, кажется, незнакомы. Майкл, мой брат.

Прижав ладони к коленям, она склонилась в легком поклоне, и глянцевый колокол черных волос качнулся вперед, накрыв ей все лицо, кроме лба и кончика носа.

— Боюсь, я вас потревожила своим приходом в такой час.

— Нет-нет. Нисколько. Присаживайтесь. — Это сказал не Тим, а Майкл.

Не поднимая головы, Мичико искоса взглянула на Тима и осторожно присела на краешек дивана, плотно сдвинув колени и лодыжки и сложив на коленях, одну поверх другой, безжизненные руки. Она не начинала разговор.