Осаму Дадзай - Современная японская новелла 1945–1978

Теперь Кин жила вдвоем с прислугой в четырехкомнатном доме; со стороны могло показаться, что она ведет унылую, однообразную жизнь; но она не скучала, и, судя по тому, как редко она куда-нибудь выходила, эта жизнь вовсе ее не тяготила. Собаки Кин не держала. Она была твердо убеждена, что крепкие запоры гораздо лучше защищают от воров, чем любой пес, и поэтому у нее в доме замки были надежнее и крепче, чем в любом другом. Прислуга у нее жила глухонемая, и когда кто-нибудь приходил в гости, можно было не опасаться чужих ушей. А все-таки, несмотря на все предосторожности, ей мерещились порой грабители, делалось страшно, что ее могут убить. Случалось, она, затаив дыхание, с тревогой прислушивалась к безмолвию и тишине, которые завладели домом. И только голос радиоприемника, порой включенного с утра до поздней ночи, нарушал молчание.

Не так давно Кин познакомилась с неким Сэйдзи Итаей, державшим оранжереи близ Мацудо, в префектуре Тиба. Он доводился не то братом, не то еще какой-то родней человеку, купившему у нее дачу в Атами. Во время войны Итая владел торговой конторой в Ханое, а затем вернулся в Японию и завел свое цветоводство. Несмотря на свои сорок лет, Итая выглядел много старше и был совершенно лыс. Несколько раз он приходил к Кин в связи с покупкой дачи, и как-то так получилось, что он стал регулярно, раз в неделю, навещать Кин. С тех пор как Итая начал бывать у Кин, ее дом постоянно украшали свежие цветы. Вот и сегодня ваза в нише полна прекрасных чайных роз сорта «каштановые».

Желтые розы похожи на зрелую женщину в полном расцвете сил. Это сказано в каких-то стихах… Запах роз, тронутых инеем поутру, властно пробуждает воспоминания в душе Кин. Когда раздается телефонный звонок Табэ, Кин становится ясно, что он своей молодостью привлекает ее гораздо больше пожилого Итаи. Конечно, тогда, в Хиросиме, ей пришлось порядком от него натерпеться, но, во-первых, ведь Табэ был тогда военным, и потом бурный темперамент тоже в конце концов оправдывается молодостью, теперь она это понимает. А вспоминать об этих встречах ей радостно. Чем ярче воспоминания, тем они почему-то становятся дороже, по мере того как проходит время…

Табэ запоздал; он пришел много позже пяти. Явился с большим свертком. Достав из свертка бутылку виски, ветчину, сыр и другие закуски, он уселся перед жаровней. От прежней его юношеской свежести не осталось и следа. Серый в клетку пиджак, темные зеленоватые брюки — вполне современный деловой человек.

— А ты хороша по-прежнему.

— В самом деле? Спасибо. И все-таки мое время уже прошло.

— Ну нет, ты и теперь привлекательнее моей жены.

— Но госпожа, наверное, молода?

— Молода, да что толку? Провинциалка…

Кин достала из серебряного портсигара Табэ папиросу. Табэ зажег для нее спичку. Служанка внесла поднос, уставленный бокалами для виски и тарелками с ветчиной и сыром.

— Славная девушка, — с улыбкой проговорил Табэ.

— О да… Но глухонемая.

— Неужели? — Несколько удивленный, Табэ внимательно поглядел на служанку. Девушка приветливо ему поклонилась. Кин почувствовала вдруг, что девическая свежесть, которой она раньше не замечала у служанки, неприятно режет ей глаз.

— Ну, как вы живете, дружно?

— Кто, мы? — Табэ затянулся папиросой. — Через месяц ожидаем рождения ребенка…

— Ах, вот как! — Кин взяла бутылку и налила виски в стакан Табэ.

Табэ охотно выпил и налил виски Кин.

— Замечательно ты живешь!

— Что вы! Чем же?

— Какие бы бури ни бушевали вокруг, ты одна ничуть не меняешься… Удивительная женщина! Впрочем, у тебя, наверное, есть хороший патрон… Недаром ты красавица, Кин. А все-таки позавидуешь женщинам, право!

— Вы шутите? Кажется, я не причиняла Табэ-сану особых хлопот или неприятностей и, право, не заслужила таких злых шуток.

— Рассердилась? Не надо. Честное слово, я не хотел тебя обидеть. Просто, по-моему, ты счастливица. Мужчинам сейчас приходится, ох, как туго… Только это я и имел в виду. По нынешним временам легко и просто не проживешь. Либо тебя сожрут, либо пожирай сам… Вот я, например, живу так, словно каждый день все ставлю на карту.

— Но ведь ваше дело, кажется, процветает?

— Далеко не так… Хожу по краю пропасти — вот каковы мои дела. Так трудно добываются деньги, что голова кругом идет.

Кин молча пригубила виски. За стенкой трещит сверчок, и это действует ей на нервы. Табэ выпил второй стакан виски и, перегнувшись через жаровню, порывистым движением схватил ее руку. Рука без колец мягка и нежна, как беспомощный шелковый платочек. Кин сидит не шелохнувшись, ее неподвижная рука остается в руке у Табэ. В его захмелевшей голове водоворотом клубятся воспоминания. Вот она сидит перед ним, эта женщина, такая же красивая, как была когда-то. Странное чувство охватывает Табэ. Годы и месяцы текут непрестанным потоком, приносят новые и новые испытания: взлеты и падения. А эта женщина — все такая же. Табэ пристально вглядывается в ее лицо. Те же крохотные морщинки вокруг глаз, очертания лица ничуть не изменились. Кажется, все, что творится на свете, ее ничуть не касается. Табэ захотелось узнать, какова подлинная жизнь этой женщины. Нарядная обстановка, изящная фарфоровая жаровня, роскошные розы, целый букет, да и она сама: сидит перед ним, безмятежно, приветливо улыбаясь… Ведь ей должно быть уже никак не меньше пятидесяти, и все же она по-прежнему воплощенная женственность, благоухающая, изящная. Табэ не знал настоящего возраста Кин. Он представил себе свою наемную квартиру, усталую, опустившуюся жену, которой едва исполнилось двадцать пять…