Кэндзи Маруяма - Дорога к замку

Послышались окрики охранников:

— Не болтать! Не болтать!

— Я тебе плюну!

Новый свисток заглушил голоса, и начался личный досмотр. Заключённый опирался руками на дверь своей камеры, наклонившись вперёд. Летом эта процедура была особенно неприятна, поскольку запах потных тел прямо‑таки лип к рукам. Я увидел, как Хорибэ, ощупывая ноги того самого заключённого, что‑то тихо ему говорит. Тот смотрел прямо перед собой и никак на это не реагировал. Окончив досмотр, мы построили заключённых в затылок. Я встал впереди, Хорибэ — сзади, и в таком порядке мы спустились вниз по лестнице. Раньше, когда я становился к заключённым спиной, у меня, бывало, по спине бежали мурашки. Спустившись по лестнице, мы пропустили вперёд другое отделение и вышли на улицу следом за ним. Все как один прикрыли рукой глаза от слепящего солнца. Место для прогулки смертников в отличие от спортплощадки, где заключённые общего режима могли играть на траве в бейсбол и регби, представляло собой тесный дворик, окружённый стеной и разделённый на секторы. Посередине стояла наблюдательная вышка, откуда каждый был виден как на ладони. Сегодня на вышке дежурили мы с Хорибэ. Остальные охранники, запустив в каждый сектор по два смертника, закрыли зарешеченные двери снаружи. И, оставив нас с Хорибэ на посту, пошли отдыхать.

К бетонному полу вышки были прикреплены железные стулья, но нечего было и думать на них садиться — так раскалились они от солнца. Поправив фуражку, я стал вести наблюдение стоя. В отведённых им секторах заключённые отдыхали всяк по–своему. Одни, сняв рубаху и разлегшись на земле, стали загорать, другие — прыгать, третьи — делать гимнастические упражнения, которым обучают в армии. Сверху все это напоминало собачий питомник.

— Не разговаривать! — сердито рявкнул на кого‑то Хорибэ.

Разделённые перегородками, заключённые не видели друг друга и все разом посмотрели на нас, чтобы понять, на кого кричат. Однако они прекрасно знали, что, если они не станут разговаривать слишком громко, охранник поленится слезать с вышки и отпирать дверь в сектор, только чтобы заставить их замолчать. Поэтому, загорая, размахивая руками, подпрыгивая, они продолжали вполголоса переговариваться со своими напарниками.

— Ишь как прыгают! — сказал Хорибэ. — И жара им нипочём.

— Нервы успокаивает, когда двигаешься.

— Наверно.

— Точно. Вроде нашей рыбалки.

Наступив ногой на бетонную приступку, Хорибэ стал смотреть на того заключённого. Я спросил:

— Ты чего ему там говорил?

— Я‑то? Не приставай, мол, к молодым охранникам.

— Так и сказал?

— Ага, — кивнул Хорибэ, по–прежнему глядя на заключённого.

— Ты Накагаву имел в виду?

— Его, а кого же?

— А этот что?

— Да ничего… Состроил вот такую рожу, — и Хорибэ, выпятив челюсть, изобразил заключённого. А тот, закончив тем временем зарядку, прислонился к стене и, утирая ладонью пот с лица, время от времени поглядывал в нашу сторону.

— Ну и рожа! Прямо съесть готов.

— Да что он здесь может? Что он может? Только рожи корчить.

Заключённый по–прежнему смотрел на нас. Встретившись с ним взглядом, я отвернулся, но Хорибэ глаз не отвёл. Тогда тот, пригладив стриженый ёжик волос и стряхнув пот со лба, неторопливо двинулся в нашем направлении. Дойдя до решётки, он вцепился в неё руками и встал, не сводя с нас глаз. Хорибэ спустился к двери.

— Тебе чего? Проваливай!

— Не связывайся с ним, — сказал я.

— Ты что вылупился? — опять спросил Хорибэ. Остальные заключённые старались не смотреть в нашу сторону.

— А что, нельзя? — перехватив решётку поближе к Хорибэ, сказал заключённый.

— Скажи‑ка, этот подонок ещё разговаривает, — прошипел сдавленным от злости голосом Хорибэ.

— Сами вы подонки, — ответил заключённый. — Скольких вы уже вздёрнули, а? За меня‑то вам много заплатят? Ай–ай–ай, такая тяжёлая работа, а платят не густо.

— Хорибэ, перестань, ну его.

Хорибэ, сверля заключённого глазами, задвигал желваками. Потом потянулся было к висящей на поясе дубинке, но так и не вытащил её. Я снова окликнул его. Он взглянул на меня, повернулся к смертнику спиной и поднялся наверх. Заключённый ещё некоторое время смотрел на нас, потом медденно отошёл к противоположной стенке и сел на землю.

— Этим типом я займусь сам, — сказал Хорибэ. Его лицо было бледным от злости.

— Не злись. Все одно он первый на очереди.

— Кто сказал?

— Бригадир.

— А кто дежурит?

— Я.