Андрей Десницкий - Сорок вопросов о Библии

Итак, классическая «библейская критика» кажется сегодня слишком прямолинейной и материалистичной, да и с христианской традицией она практически несовместима. Но библеистика существует и сегодня, ей занимаются в том числе и верующие. Что же они изучают и как они это делают? Существуют ли какие-то области диалога, пусть даже потенциального, между христианской верой и светскими исследованиями?

Грубо говоря, именно по такому пути прошла библеистика в XX в. Если в начале этого века многим исследователям казалось, что не за горами тот день, когда возникнет некое единое понимание библейского текста, выверенное новейшими научными методами, то на его исходе картина оказалась совсем иной. Библию, по сути, читает кто угодно и как угодно, сверяя ее прочтение с собственными представлениями об этой книге и об окружающем мире. Можно сказать, что в середине века библеисты отказались от поиска реальности, стоявшей за текстом, и обратились к самому тексту и даже к реальности (или виртуальности?), порождаемой этим текстом.

Одним из важнейших шагов в этом направлении стали выступления Р. Бультмана с его программой демифологизации . Библейский текст действительно часто излагает события на языке мифа и поэзии, а не современной науки (мы подробнее говорили об этом в 8-й главе). Библейская критика отбрасывала все подобные картины как вымысел, а Бультман предложил переводить их на язык логики и фактов. Выражение «десница Божия» – это на самом деле описание Божиего величия и всемогущества, и точно так же, сказал Бультман, Ангелы и бесы – это на самом деле способ описать силы, действующие в человеческой душе.

Бультман был прав в том отношении, что библейский мифологический язык может и должен быть объектом изучения, при котором учитывалась бы его особая природа. Однако последовательная демифологизация не должна оставить в тексте ничего, что не соответствует современному рационалистическому взгляду, но тогда в нем не останется места ни поэзии, ни даже сколь-нибудь высоким абстракциям. Любое чудо, в том числе и Воскресение, тоже придется тогда понимать иносказательно: якобы Христос не воскресал, а всего лишь Его идеи оказались бессмертными. И от всего Нового Завета тогда останется лишь достаточно расплывчатое представление о том, «что Иисус значит лично для меня».

Идей Бультмана сегодня мало кто придерживается в чистом виде, но они способствовали рождению направления, которое принято называть новой герменевтикой. У ее истоков стоит понимание, что сегодня в новом контексте и для нового читателя древний текст звучит не совсем так, как звучал он во время своего создания. Толкователь не вправе ожидать, что текст подтвердит его собственные идеи или богословие его общины – текст должен заговорить сам по себе. Задача даже не в том, чтобы понять текст правильно, а, скорее, в том, чтобы понять его глубоко, творчески, индивидуально. Здесь, конечно, кроются и очевидные недостатки такого подхода – субъективизм и порой откровенный произвол толкователя, когда говорит не столько текст, сколько его собственное воображение.

Это направление можно считать частным проявлением постмодернизма – направления мысли в гуманитарных науках, а также в искусстве и культуре в целом, стремящегося снять противоречия между традиционным и модернистским, общекультурным и индивидуальным. На смену строгому средневековому традиционализму и такому же строгому рационализму Нового времени приходит нечто значительно более гибкое, индивидуальное, лишенное всякой догматики (сказать точнее действительно трудно). Постмодернист принципиально отказывается от поиска единственно верного, объективного смысла текста, определяемого традицией или рациональным научным анализом; более того, он обычно отрицает само существование такого смысла.

Более консервативные современные толкователи, видящие в Библии Слово Божие, часто не торопятся принимать установки постмодернизма, но настаивают на посткритическом подходе . Они не хотят признавать высший авторитет за методами библейской критики, хотя признают их относительную пользу в частных вопросах. Верующий исследователь, с их точки зрения, не должен расчленять текст ради изучения его истории и предыстории, а познавать значение самого текста, в котором Бог говорит с человеком. Иногда такой подход называют еще и каноническим анализом , поскольку он имеет дело с канонической формой текста.