Андрей Десницкий - Сорок вопросов о Библии

Канон Нового Завета у всех христиан (за исключением Эфиопской Церкви), как мы уже разбирали в 3-й главе, один и тот же, различия в ветхозаветном каноне тоже касаются не самых важных книг. Но у разных христианских сообществ может быть свой «канон внутри канона», то есть собрание наиболее авторитетных текстов, которые кладутся в основу их вероучения. Упрощенно говоря, протестанты будут настаивать на оправдании верой и только верой, католики будут напоминать о значении добрых дел как признака веры – этот спор продолжается еще со времен Реформации, и конца ему не видно.

Один из современных библеистов, протестант Д. Карсон, пишет: «Новый Завет полон противоречий, он включает многие богословские точки зрения, которые не могут быть выстроены в единую систему, и разница здесь не только в словах, но и в понятиях, и состоит он из документов, написанных на протяжении такого длительного периода, так что богословские положения боле ранних текстов оказались устаревшими в ходе дальнейшего развития». Эта фраза может показаться экстремистской, но, в самом деле, в одном и том же Евангелии мы встречаем Иоанна Крестителя, учеников до Воскресения и учеников после Воскресения – нельзя не признать, что их представление о том, Кто есть Иисус из Назарета, не вполне одинаково. Тем большую разницу мы увидим, если включим в этот ряд Савла по дороге в Дамаск и апостола Павла в конце его миссионерской деятельности.

Вообще, всё живое растет и развивается, оно достаточно неоднозначно и переменчиво. В одном и том же тексте Иоанн Креститель указывает на Иисуса как на Того, Чей приход возвещали пророки (Мф 3:3) – и через некоторое время сам обращает к Нему через учеников вопрос: «Ты ли Тот, Который должен прийти?» (Мф 11:3); апостол Петр обещает последовать за Христом до конца (Мф 26:33) – ив ту же ночь отрекается от Него (Мф 26:75).

Мы уже отмечали в 10-й главе, что в одном и том же Евангелии от Иоанна Христос говорит вещи, которые кажутся противоположными: «Я и Отец – одно» (10:30) и «Отец Мой более Меня» (14:28), и, по сути, только Предание – коллективный опыт прочтения этого текста общиной верующих, которая его и породила, – может нам здесь подсказать, как согласовать эти два изречения. Если истолковывать Библию исключительно изнутри самой Библии, у нас просто нет никаких критериев, что счесть главным, а что второстепенным.

Вот гораздо более практический пример: почти все христиане, опираясь на Новый Завет, считают, что пищевые ограничения, введенные в Пятикнижии, утратили для них свою силу. Но существуют адвентисты, которые соблюдают их и приводят в поддержку своей позиции другие цитаты из Нового Завета!

Можно ли тогда сказать, что церковное учение определяет наше понимание библейского текста? До некоторой степени так оно и есть. Как пишет тот же Карсон: «Важно понимать, что практически всякий, кто не является атеистом, придерживается того или иного вида систематического богословия. Это вовсе не значит, что всякое систематическое богословие хорошо, полезно, взвешено, разумно, основано на Библии; это всего лишь значит, что большинство людей придерживаются какого-то систематического богословия. Представим, к примеру, человека, который говорит, что не признает в Библии Слова Божиего… Но если он не атеист, он все же верит во что-то касательно Бога (или богов, но для удобства мы сочтем его монотеистом). Он принимает в свое сознание верования, которые он считает последовательными».

Вместе с тем, конечно, нельзя сказать, что община верующих получает право толковать Писание, как ей вздумается. Напротив, она должна постоянно сверять свою жизнь со Словом Божиим, чтобы «предания старцев» не затмили ясно выраженного Слова Божиего, о чем не раз предупреждал Своих учеников Христос. Только обойтись без совета со старцами – предшественниками и учителями в вере – тоже никак не получится.

Еще один современный библеист-протестант Г. Осборн пишет: «Слишком часто мы полагаем, что наше толкование и есть то, что сказано в Библии, не понимая при этом многих других факторов, которые определяют значение. В результате богословская схема строится на ожерелье цитат, в раввинистической манере нанизанных друг на друга, и они якобы “доказывают” справедливость тех или иных богословских формулировок. Но проблема в том, что оппонент приводит свой набор цитат (часто это совсем другие тексты, говорящие о том же предмете, при этом каждая сторона игнорирует цитаты другой стороны!), и оба спорщика разговаривают сами с собой, а не друг с другом».