Алексей Нестерук - Смысл вселенной. О скрытой богословской преданности в современном космологическом нарративе

Мы используем термин «экклезиальный» как эквивалент термина «церковный», где церковность понимается не только в институциональном значении, а как состояние верующего человека, не сводящееся к природному. Мы преднамеренно не используем термин «экклезиологический», чтобы уйти от неопределенных коннотаций с той частью богословия, которая разрабатывает учение о Церкви.

То, что мы говорим о действии Святого Духа над историей, а не в истории, имеет важное богословское значение. Точка зрения о том, что дух действует над историей в литургических событиях отстаивается митрополитом Иоанном Зизиуласом (John Zizioulas) и по сути противостоит взглядам о. Г. Флоровского о том, что Дух постоянно присутствует в истории. Зизиулас возражает против любых попыток ввести Дух в каналы истории. Флоровский отстаивает постоянное воспроизведение события Пятидесятницы в истории, утверждая, что «Святой Дух не сходит на землю снова и снова, но пребывает в «видимой», исторической Церкви. И именно в Церкви Он дышит и посылает свои лучи. В этом полнота и соборность Пятидесятницы» (Г. Флоровский, Соборность Церкви // Г. Флоровский. Христианство и цивилизация. Избранные труды по богословию и философии. СПб.: Изд-во РХГА, 2005, с. 532). Для Зизиуласа «эсхатологическое проникновение не является историческим развитием, могущим быть понятым логически и в опыте; оно является вертикальным нисхождением Святого Духа, эпиклезисом , фундаментальным в Православной литургии, преображающим «этот век» и превращающим его во Христе в «новое творение» » (J. Zizioulas, “La vision eucharistique du monde et l’homme contemporain”, Contacts , 19 (1967), p. 91. (См. далее о различии в позиции Флоровскогно и Зизиуласа в книге P. McPartlan, The Eucharist Makes the Church: Henri de Lubac and John Zizioulas in Dialogue (Edinburgh: T & T Clark, 1993), p. 59)). Если следовать Зизиуласу, оказывается, что переживание Пятидесятницы, как взывания Святого духа, возможно только в литургическом действии в Церкви. В этом смысле Дух действует над историей, и Он не в истории. Такой взгляд на присутствие Духа во вселенной имеет серьезные последствия для понимания истории как таковой: история не представляет собой аллегорическую линию событий, развертывающихся из прошлого в будущее, но сама является единым «событием» человечества, полнота и завершение которого диктуется будущим веком. В определенном смысле переживание Пятидесятницы в литургических событиях осуществляет суммирование целостности всей истории так, как она открыта человеку действием Святого Духа. Если Дух не присутствует в истории постоянно, а действует над ней , откликаясь на призыв Его в литургических событиях, можно осознать исключительную роль Церкви в утверждении Духа и фундаментальную недостаточность науки самой по себе в достижении истины как истины в Духе. Тогда по логике вещей научные институты должны быть дополнены экклезиальными так, чтобы научный и философский опыт получил свое завершение в евхаристическом контексте, как опыте переживания ипостасного сошествия Духа и его действия над историей. Если Дух действует над историей через литургические события, то становится очевидным, что присущая науке телеология (если таковая имеется вообще) не обязательно следует «телеологии» Духа. Соответственно смысл науки в перспективе общего прогресса человеческого духа не может быть раскрыт только на основе собственно научного и философского опыта, то есть без определенной богословской установки в этом раскрытии.

Бл. Августин понимал мудрость как связующее звено между тварным миром и Богом, различая нетварную и тварную мудрость так как она проявляется в человеческом духе (О Троице, XII, 14.22). Августин настаивает, что несмотря на тот факт, что как слова мудрости, так и познание даны одним и тем же Духом (1 Кор. 12:8) , они все же различны (О Троице, XII, 15.25). И тварная мудрость обусловлена и имеет основание в чем-то за пределами тварного мира. Он проводит аналогию со светом, благодаря которому возможно усмотрение и понимание. Но понимание, будучи модусом тварной мудрости, обусловлено нетварным светом , благодаря которому естественный свет человеческого разума, сотворенного в божественном образе, виден. Из того, что человеческий разум способен артикулировать вещи во вселенной благодаря присущей ему координации с внешним миром (как составляюшей божественного образа), отнюдь не следует что это разум мудр в силу неких естественных способностей, дарованных ему в момент создания (Исповедь 12:15). Разум может овладеть мудростью только в случае экстатического трансцендирования в актах веры, когда естественный свет этого разума становится сопричастным высшему Свету, так что верховная мудрость самого факта существования будет открыта и все другие формы тварной мудрости освящены.