Преподобный Максим Исповедник - Мистагогия

Если слово «экзегет» в христианстве стало обозначать толкователя Библии, то единого понимания слова «мистагог» не сложилось. Таким словом могли называть священника, приобщающего человека к разным церковным таинствам: например, сейчас мистагогией именуют внесение новокрещенного младенца в алтарь. Св. Кирилл Иерусалимский в «Мистагогических поучениях» (в русском переводе калька – «тайно-водственных») объясняет мистагогию как систематическое участие принявших крещение в таинствах Церкви, регулярное причащение прежде всего – сегодня этому более всего отвечает понятие «воцерков-ленность». Наконец, «мистагогией» можно было определять само совершение таинств как таковое, которое и поясняет их смысл в самом их исполнении.

Мистагогия Максима Исповедника – истолкование учения Дионисия Ареопагита о церковных таинствах. Мы воспринимаем сочинения, написанные от лица ученика апостола Павла, скорее как философское осмысление сложного устройства мира: чтобы систематизировать сложность, нужно поделить ее на уровни, – созерцание небесной и церковной иерархий позволяет понять, как действует благодать в мире. Благодать, как блеск, изливающаяся через край щедрость высшей красоты, должна как будто распространяться по слоям мироздания сверху вниз. Но для Максима Исповедника в трактатах Дионисия Ареопагита важнее другое: история может быть представлена как последовательность откровений, последовательность открытий Моисея и Давида, апостолов и святых аскетов, – и чтобы разобраться со всеми этими откровениями, лучше их расставить по порядку. Церковные таинства тогда – откровения личного спасения, которые благодаря поэтичному богословию Дионисия Ареопагита становятся частью общецерковного и общественного опыта. Преподобный Максим и ввел труды Дионисия Ареопагита в канон обязательного чтения для образованных людей, и добрая половина средневековой символики обязана этому решению одного богослова. Золото как символ света, драгоценные камни как знаки передаваемой благодати, одежды и утварь как указания на скрытый смысл таинств, на постепенно открываемую многозначность, сближение ответственности властей и мученического исповедничества, отождествление красоты с указанием на действенность благодати – все эти символические принципы средневекового общественного сознания всей Европы, от Византии до Ирландии, созданы одним человеком.

Писал Максим Исповедник в особом стиле и жанре «схолиев», ученых заметок, что позволяло ему заниматься наукой в самых сложных обстоятельствах, делая далекие выводы из привычных библейских цитат и эпизодов: можно лишить человека библиотеки, покоя, даже времени, но нельзя лишить мучительных размышлений, невероятных догадок и необходимых научных выводов. Но писал он и сочинения другого рода, «главы», сжатые рассуждения о множестве важных вопросов. Для нас этот жанр непривычен: мы всегда различаем конспект как черновик, не предназначенный для публикации, и развернутое рассуждение, доходчивое, в котором лучше повторить мысль, чем недоговорить ее. Но «главы» и «сотницы» преподобного Максима – это скорее завещания, которые он писал всю жизнь; только перечисляет он не материальные, но священные предметы и прозрения. Как любовь бывает не только между любящими, но и внутри нашего знания о любви, как любовь не только защищает себя, но и созидает себя, как любовь трудится над собой, обретая счастье в пройденном опыте и еще не обретенном опыте, как любовь и есть Откровение, отличающее настоящую любовь от ее ошибок, как любовь оказывается радикальнее всех привычек любви, по велению Духа и ради смысла, – лишь некоторые темы «Сотниц о любви».

Отдельно в наследии мыслителя стоит сочинение Максима Исповедника «Общие места»: выписки из книг Отцов Церкви и разных авторов. Возможно, это сочинение не предназначалось для собеседников и публики, – но оно предвосхитило жанр согласований, конкордансов, восходящих еще к раннехристианским сопоставлениям Ветхого и Нового Заветов, Ветхого бытия и Нового события, всебытия и будущего бытия, начиная с Евангелиста Матфея, а без этого жанра не было бы привычных нам интертекстов в Сети, нашего поиска по гиперссылкам всебытия современных знаний.

Преподобный Максим Исповедник научил богословов очень многому. Прежде всего, он первым соединил анализ понятий и проповедь: обычно проповедники располагают готовыми примерами из Библии, а вдумчивые богословы обращают внимание на то, что не попадает в проповеди, на редкие цитаты и неочевидные смыслы. Максим Исповедник показал, что любое слово Библии может быть пережито как начало множества проповедей, а проповедь может быть посвящена самым таинственным предметам. Затем, Максим Исповедник доказал, что мистический опыт – это не личное восхождение к духовному смыслу, а часть истории, более важная, чем военная и гражданская история: если новая военная техника или новые законы меняют ход истории, тем более возможность вместе полюбить Бога, вместе сделать из таинств социальные выводы, возможность найти ложь не только в речи, но и в образе жизни – начало новых эпох в истории. Старое солнце уже не светит, заметил как-то Данте Алигьери, а новое солнце Максима Исповедника не менее ярко, чем новое солнце Франциска Ассизского. Все время думаешь, как два величайших христианских аристократа, Максим Исповедник и Франциск Ассизский, дополняют друг друга: законодательная власть Максима и импровизации Франциска равно проистекают из переживания любви как таинства, как необходимой драмы спасения. Наконец, Максим Исповедник научил богословов не пренебрегать сомнениями, терзаниями, недоумениями, а видеть в них повод еще раз продумать все свои знания, весь свой опыт и все свои чаяния, сдавшись перед разумностью божественной любви.