Всеволод Чаплин - Тайны Церкви

Однажды ко мне в храме подошли мужчина и женщина, которые сразу же перешли к делу: «Отец Всеволод, вас многие знают – по телевизору выступаете. Мы лечим людей белой магией. Ну еще углы в квартирах чистим, привораживаем, отвораживаем… Давайте мы после сеанса будем отправлять к вам людей – на крещение, на исповедь… У нас это все и в расценки включено, вам даем десять процентов».

Сказал этим людям, что их деятельность опасна и для «пациентов», и для них самих. Попросил задуматься. К сожалению, не подействовало. Недавно увидел их рекламное фото в компании с неизвестным священником. Нашли, видать, наемника за десять процентов…

Хорошо, если неканонического. Вообще очень пугает количество заштатных и запрещенных клириков, которые потихоньку «учреждают ин алтарь» то в Москве, то на богатом Западе, оказывая за деньги самые причудливые «ритуальные услуги». Попадаются и просто самосвяты. Неужели людям так трудно прийти в храм? Ну и наконец, неужели можно обмануть Бога, заказывая у лжепастырей «венчания» неразведенных, «отпевания» самоубийц, «крещения» покойников?

Сегодня многим кажутся непонятными причины церковного разделения русской эмиграции. Ведь отношение к советской власти было одинаково отрицательным у большинства тех, кто покинул Родину после 1917 года. Почему же разошлись «евлогиане» и «карловчане»? На мой взгляд, истоки этого разделения лежат еще в дореволюционном времени.

По одну сторону водораздела оказались люди, духовно близкие к митрополиту Антонию (Храповицкому) – радикальные монархисты, «консерваторы». По другую – последователи митрополита Антония (Вадковского), «либералы», среди которых было немало сторонников республиканского пути развития России. В Отечестве эти два потока тоже, кстати, поначалу поделились на «обновленцев» и «тихоновцев».

Впрочем, в России размежевание «церковных партий» так и не стало окончательным. При монархии разнонаправленные тенденции сдерживал синодальный строй. При советской власти – гонимое, а затем стесненное положение Церкви. Сейчас – огромный авторитет Святейшего Патриарха, его постоянное страдание за единство Церкви. Дай Бог, чтобы так было во все будущее время, чтобы мы никогда не пришли к тому пагубному положению, которое подчас складывалось в некоторых западных странах, где русские люди не общались друг с другом по причине того, что сосед ходит «не в ту церковь». Ибо такое разделение никому не принесет блага, кроме недругов Православия, которые любому нашему расколу радуются, пытаясь на нем поиграть в своих богоборческих целях.

Надеюсь, что мы сможем быть едиными безо всякой внешней государственной рамки. Надеюсь и на то, что воссоединится вся русская диаспора – не только поверх политических различий, но и поверх разномыслий внутрицерковных. Между прочим, «либеральная» сторона этих разномыслий порой бывает отнюдь не менее резка в суждениях, чем «консервативная».

Нашим «просвещенным православным» следует крепко подумать, прежде чем называть чуть ли не еретиками «приверженцев имперского сознания», «ретроградов», «фундаменталистов»… Надо помнить, что мы – одна Церковь. И члены Союза хоругвеносцев, и «меневцы» с «парижанами»… Иначе наши противники и дальше будут, потирая руки, ждать расколов.

Вскоре после прекращения гонений Католическая Церковь, поблагодарив, отправила в отставку «катакомбных» иерархов в Чехии, фактически запретив им рукополагать и вообще как-либо вмешиваться в церковную жизнь. То же самое было сделано и с большинством «подпольного духовенства», среди которого было уже немало клириков сомнительного рукоположения, людей, нарушавших церковные правила, и даже женщин-священников. Ватикан сделал болезненный, многими не понятый, но очень мудрый шаг. Представим себе, что произошло бы в России, если бы в параллель к действующей иерархии после «перестройки» вышел наружу мощный «подпольный епископат»… Сейчас мы бы имели, к вящей радости всех недругов, массу конкурирующих «юрисдикций».

Реальных, со здравым церковным сознанием «катакомб» к концу советского времени уже не было. «Митрополитами» и «епископами» называли себя люди весьма сомнительного поставления, подчас крайне неуравновешенные, разносившие разного рода небылицы. Один такой, помнится, заходил в Елоховский собор, представлялся «келейником Иоанна Кронштадтского» и «рукоположенцем патриарха Тихона» (хотя по возрасту явно не проходил), а затем предлагал всем желающим постриг и хиротонию. Большинство же нынешних «катакомбников» ушло «в подполье» тогда, когда это было небезопасно, но и ничем не оправданно – в восьмидесятые и девяностые годы. Хорошо помню многих из них сторожами, пономарями, недоучившимися семинаристами, жаждавшими высокого сана, почета и «подвигов». Попадались среди таких и просто душевнобольные люди, и искатели «романтики»…