Леонид Ушкалов - Григорий Сковорода

Но о чем бы ни говорил Сковорода: о том, что такое бытие, что такое красота, что такое познание природы вещей, – его мысли все время вращались вокруг человека, точнее, вокруг собственного «Я», поскольку невозможно ничего познать, не познав сначала самого себя. Девиз «Познай себя!» – основа основ мировоззрения Сковороды. Недаром его уже давно и вполне заслуженно окрестили «философом самопознания». Овеянная «мистическим ореолом», эта идея, как говорила когда-то Александра Ефименко, обретает в произведениях нашего писателя силу волшебного ключа ко всем тайнам всего сущего. Следует подчеркнуть, что, выставляя идею «Познай себя» краеугольным камнем своих взглядов, Сковорода вновь подтверждает, что он – дитя доброй старой Украины, где самопознание всегда было «царской дорогой» человека к Богу: достаточно вспомнить хотя бы «Диоптру» Виталия Дубенского, «Огородок Марии Богородицы» Антония Радивиловского, «Вечерю духовную» Симеона Полоцкого, «Руно орошенное» Димитрия Туптала или «Алфавит» Иоанна Максимовича.

Вместе с тем, кто силится познать безмерность «Коперниковых миров», ни разу не заглянув в собственную душу, похож на старого мудреца Фалеса, который, засмотревшись на звезды, не заметил под ногами ямы и свалился в нее, а какая-то женщина, ставшая свидетелем этого забавного происшествия, иронично спросила:

Одним словом, Сковороду мало интересует философия природы, теория бытия или познания – он стремится постичь естество человека, то, что называет «внутренним человеком», спрятанным во внешнем так же, как идея в материи. «Стань же, будь так добр, на ровном месте, – говорит один из персонажей «Разглагола о древнем мире», – и вели поставить вокруг себя сотню зеркал венцом. В то время увидишь, что один твой телесный болван владеет сотнею видов, от единого его зависящих. А как только отнять зеркала, вдруг все копии скрываются во своей исконности, или оригинале, будто ветви в зерне своем. Однако же телесный наш болван и сам есть единая только тень истинного человека. Сия тварь, будто обезьяна, образует лицевидным деянием невидимую и присносущую силу и божество того человека, которого все наши болваны суть, как бы зерцаловидные тени, то являющиеся, то исчезающие при том, как истина Господня стоит неподвижна вовеки, утвердившая адамантово свое лицо, вмещающее бесчисленный песок наших теней…»

Этот «внутренний человек» совсем не похож на внешнего, а его воплощение – не что иное, как «второе рождение», «преображение» или «воскресение». «Внутреннему человеку» Сковорода придает божественные черты. В итоге, это есть Христос, в котором все люди целостны и тождественны, точно так же как целостно и тождественно Тело Христово в целой гостии и в каждой отдельной ее частице. Это похоже на то, как лицо человека видно целиком в зеркале, а когда зеркало разлетается на осколки, то в каждом отдельном его осколке все равно будет отражаться целиком человеческое лицо.

Говоря о «внутреннем человеке», Сковорода раз за разом употребляет понятие «сердце», с помощью которого пытается описать «невидимую природу» психической и духовной жизни. Слово «сердце» всплывает в его произведениях более тысячи раз – вдвое чаще, чем, например, упоминания Христа. Сердце, как отмечал Дмитрий Чижевский, является для Сковороды «корнем всей жизни человека, высшей силой, стоящей за границами и души, и духа, – путь к "истинному человеку"» ведет через "преображение души в дух, а духа – в сердце"». Его можно трактовать и как мысль, и как что-то похожее на область подсознания Фрейда, и как светлейшую высь, и как темнейшую пропасть. В свое время русский философ Серебряного века Владимир Эрн справедливо утверждал, что наука о человеке у Сковороды – это «настоящий синтез между конкретным индивидуализмом Библии, в которой личность человеческая занимает первостепенное место, и несколько отвлеченным универсализмом Платона. Метафизические свойства платоновской идеи – вечность, божественность, неизменность, красоту и благость – Сковорода переносит на неповторимую личность человека, взятую в ее умопостигаемой глубине…».

Наряду с идеей двух натур, Сковорода очень часто упоминает «три мира»: большой, малый и символический. Например, в начале диалога «Потоп змиин» философ пишет: «Суть же три мира. Первый есть всеобщий и мир обительный, где все рожденное обитает. Сей составлен из бесчисленных мир-миров и есть великий мир. Другие два суть частные и малые миры. Первый – микрокосм, сиречь мирик, мирок, или человек. Второй мир символический, сиречь Библия. В обительном коем-либо мире солнце есть око его, и око сие есть солнце. А как солнце есть глава мира, тогда не дивно, что человек назван микрокосм, сиречь маленький мир. А Библия есть символический мир, затем что в ней собраны небесных, земных и преисподних тварей фигуры, дабы они были монументами, ведущими мысль нашу в понятие вечной натуры, утаенной в тленной так, как рисунок в красках своих».