Коллектив авторов - Иисус. Все мировые исследования

Интертекстуальные и символические связи с метафорическим образом перехода народом Израилевым через Красного море, будто посуху (Исх 14–15) и перехода через Иордан (Нав 3:1–5:1) отождествляют реку с космической силой: перейти эту водную преграду можно только благодаря чудесному вмешательству Господа. Сущность, названная в текстах Угарита «князь-Море, судья-Река» ( zbl ym … tpt nhr; KTU 1.2.IV.24–25), значительно демифологизирована и лишена индивидуальности в дошедших до нас израильских традициях, однако библейский текст сохраняет многие следы личности этого персонажа в описании реки Иордан. Новое олицетворение Иордана происходит в Пс 113:3, 5, где утверждается, что во время Исхода:

Столь же мифологичен по охвату пассаж Иов 40:18, где утверждается, что «Иордан устремился ко рту» чудовищного Бегемота, одного из космических врагов, которого способен повергнуть лишь Господь (как и Левиафана; Иов 40:20–41:26).

При обсуждении мифологических тем важно помнить, что люди могут очень быстро переходить из одного состояния сознания в другое, и эти состояния, в свою очередь, существуют внутри матрицы доступных конфигураций, в которых формирование концептуальных представлений – со свойственными им «бинарными оппозициями» – сопоставляется с практическими мирскими реалиями повседневного «типизированного опыта» [406] Stephan Bekaert, «Multiple Levels of Meaning and the Tension of Consciousness: How to Interpret Iron Technology in Bantua Africa», Archaeological Dialogues 5 (1998): 6–29. , и в которых история (иными словами, каждодневный опыт) может расшириться в полноценную мифологию. Подобный мифологизированный (возможно, заново) характер Иордана – лишь одно из заметных библейских представлений об этой реке. В то же время намного более простое понимание Иордана, представленное в Нав 3:1–5:1, 4 Цар 2:7–14 и 4 Цар 5:1–19, сохраняет те же бинарные оппозиции, описанные выше (порядок – хаос, свой – чужой), но одновременно с этим проявляет и более будничное представление о самой реке. Хотя переходы влекут преображение состояния (и тем самым представляют левый и правый берега Иордана как бинарные оппозиции) [407] См., напр.: Jeremy M. Hutton, «The Left Bank of the Jordan and the Rites of Passage: An Anthropological Interpretation of 2 Samuel XIX», VT 56 (2006): 470–484. , сами они признаются земным опытом: река – не мифическое чудовище, а лишь водное пространство, требующее божественного вмешательства, чтобы люди могли его пересечь. В Нав 3:1–5:1 и 4 Цар 2:7–14 воды разделяются одним и тем же божественным вмешательством, и в каждом случае переправа влечет смену состояния: в Нав 3:1–5:1 израильтяне вступают в Ханаан и полностью преображаются, становясь богоизбранным народом, исполнившим свое предназначение; в 4 Цар 2:7–14 Илия взят на небеса, и это подтверждает, что он – пророк Божий, а Елисей, наследуя одеяние предшественника, подкрепляет свой пророческий статус. Подобное представление Иордана, демифологизированное, но все же символичное, существовало рядом с гораздо более мифологизированным в одно и то же время и, по-видимому, это совершенно никому не мешало.

Осознав, что в библейских повествованиях и поэзии нам явлены изменчивые и многозначные образы, связанные с Иорданом, легко согласиться с Брауном в том, что господствующий символизм крещения, совершаемого Иоанном Предтечей – символизм, о котором столь упорно свидетельствуют библейские тексты – принимает характер обряда перехода, исполненного в точности «на границе, у самого входа в Землю Обетованную» [408] Brown, «What Was John», с. 44; см. также: Weinfeld, «Extent of the Promised Land»; Jobling, «Jordan». . Как утверждает Браун, «Иоанн устраивал символический исход из Иерусалима и Иудеи как предваряющий шаг к тому, чтобы вновь перейти Иордан – как раскаявшийся, освященный Израиль, – и снова потребовать обратно землю в символическом воссоздании возвращения из Вавилонского плена» [409] Brown, «What Was John», с. 45. В этой связи он предполагает: «Действие было обрядом перехода в более чем метафорическом смысле» (р. 46). И Браун, и Доузман (« yam-sûp in the Exodus», с. 414) называют пересечение Иордана «обрядом перехода», но ни одни из них не анализирует этот акт в рамках теории Арнольда ван Геннепа. . В то же время, хотя ученые и согласны с тем, что Иоанн, совершая свое крещение, стремился воспроизвести завоевание Ханаана, наполненное образами возвращения в Землю Обетованную после Вавилонского пленения, ограничение скрытого символизма, связанного с переходом через Иордан или погружением в его воды, только сравнением с Нав 3:1–5:1 и 4 Цар 2:7–14, упускает важную традицию, способную расширить наше понимание всей значимости крещения, совершаемого Иоанном. Эта традиция, сохраненная в 2 Цар 19, признана лишь недавно и пока что еще не играет важной роли в дискуссиях об историческом символизме и литературном значении Иоаннова крещения [410] В качестве примера ранних работ, посвященных связи 2 Цар 19 с этим метафорическим образом, см.: John Lightfoot, Horae Hebraicae et Talmudicae in Quattuor Evangelistas (ed. J. B. Carpzov; Leipzig, 1670); позднее опубликовано на английском: Horae Hebraicae et Talmudicae: Hebrew and Talmudical Exercitations (4 vols.; Oxford: Oxford University Press, 1859), 1:327–333, особ. 330. .