В ком из нас есть это мужество, это смирение? Обнаружить собственную слепоту и кричать о ней, предчувствуя истину, оказавшись перед этой истиной, которая вдруг входит в нашу жизнь. Со всеми такое происходило. Всем нам доводилось встречать на своем жизненном пути истину, когда сразу понятно: вот нечто более истинное, чем все остальное, нечто более справедливое; оно подходит мне больше, чем многое другое. Но требовалось смирение, некая жертва, и чтобы избежать этой жертвы, мы отворачивались от того, что встретили. Вся вина человека заключается не в грехах, из-за которых он ошибается, приходит в ярость, предает… — это все пустое. Настоящее предательство — это предательство самих себя, это отказ следовать за своим желанием, когда присутствие, свидетельство другого пробуждает его в нас, и оно мощно, прекрасно открывается, а мы отвечаем: «Ну нет, мы так высоко не летаем». Данте же взрывается: присутствие другого заставляет его осознать всю бесконечность собственной нужды.
«Спаси, — воззвал я голосом унылым, —
Будь призрак ты, будь человек живой!»
Он отвечал: «Не человек; я был им;
Я от ломбардцев низвожу мой род,
И Мантуя была их краем милым».
Рожден sub Julio [54] Sub Julio (лат.) — «в правление Юлия Цезаря». — Прим. перев.
, хоть в поздний год
[Вергилий представляется Данте],
Я в Риме жил под Августовой сенью,
Когда еще кумиры чтил народ.
[То есть до пришествия Христа.]
Я был поэт и вверил песнопенью,
Как сын Анхиза отплыл на закат
От гордой Трои, преданной сожженью.
[Я пел об Энее, праведнике, прибывшем из Трои.]
Но что же к муке ты спешишь назад?
[Почему ты возвращаешься обратно в сумрачный лес?]
Что не восходишь к выси озаренной,
Началу и причине всех отрад?
[Почему не поднимаешься? Ты же прекрасно понимаешь, что создан для света, для жизни, иди вверх!]
И Данте после ритуального приветствия спрашивает:
Так ты Вергилий, ты родник бездонный,
Откуда песни миру потекли? —
[Данте поражен: перед ним Вергилий, великий учитель, которого он всю жизнь чтил]
Ответил я, склоняя лик смущенный.
Это начало того смирения, которым отмечен дальнейший путь Данте, человека, бывшего самонадеянным, сосредоточенным только на самом себе. Такому человеку нелегко сказать о себе vergognosa fronte [55] В переводе М. Лозинского: «лик смущенный», букв.: «постыдный, позорный лоб». — Прим. перев.
(в песни второй он скажет еще резче). Смирение [56] Ит. umiltà происходит от слова humus (почва). — Прим. перев.
— это признание того, что мы созданы из земли, из праха, что жизнь дарована нам Другим.
О честь и светоч всех певцов земли,
Уважь любовь и труд неутомимый,
Что в свиток твой мне вникнуть помогли!
Ты мой учитель, мой пример любимый;
Лишь ты один в наследье мне вручил
Прекрасный слог, везде превозносимый.
[Я всему научился у тебя; все, что я написал, все, что я сделал, — всем обязан тебе.]
Смотри, как этот зверь меня стеснил!
[ «Ты видишь, почему я не могу идти вверх, посмотри», — он указывает на волчицу.]
О вещий муж, приди мне на подмогу,
Я трепещу до сокровенных жил!
[Она вселяет в меня ужас.]
Здесь необходимо пояснение. Почему Вергилий? Почему именно он? Обычно наша память хранит объяснение, заученное еще в школе: Вергилий — символ разума, Беатриче — символ благодати. Это верно, однако не об этом речь. Что влечет Данте к Богу, к Истине, к спасению? Чем Бог завлекает Данте? Он прибегает к Вергилию, то есть к поэзии, и к Беатриче, то есть к любви. Иными словами, к тому, что дорого Данте. Меня потрясает эта мысль: Бог предлагает то, что нам нравится.
Бог привлекает к Себе, влюбляя нас в Свои творения, делая их притягательными для нас. И это всегда благо. Святой Павел говорит: « Ибо всякое творение Божие хорошо, и ничто не предосудительно » (1 Тим. 4: 4). Помните пирамиду желаний? Ребенок, который сначала хочет яблоко, потом птичку, одежду, коня, деньги, женщину?.. Все, что мило нашему сердцу, является благим при условии, что мы относимся к нему согласно его природе, воспринимая сущее как ознаменование бесконечного. Как писал Монтале, « на всех образах написано: „не здесь, дальше“ » [57] Montale E. L’agave sullo scoglio — Maestrale, in Tutte le poesie. Milano: Oscar Mondadori, 1990. P. 73.
.
Итак, по Данте, нравственность — и это замечание является основополагающим для понимания «Божественной комедии» — не заключается в том, что, находясь на распутье, человек должен решить: пойти направо, где ему откроются прекрасные вещи, а не налево — где вещи безобразные. Нет, все вещи прекрасны. Действительно, есть отличие между добром и злом, но нельзя утверждать, что есть вещи хорошие, а есть плохие. Следует отказаться от морализаторства, с которым мы, к сожалению, знакомимся еще в детстве. Когда преподаватель катехизиса говорил нам, маленьким: «А сейчас напиши на доске вещи, которые согласуются с верой в Иисуса», и мы писали: «молиться», «любить маму», «не врать…». «А теперь напиши, что с этой верой не согласуется», и тогда, бывало, что если кому-то нравилось играть в футбол, то он был вынужден написать это во втором столбике. Таким образом, у него формировалось понимание, что быть со Христом — это ошибка, потому что христианин не может делать множество интересных вещей, а должен заниматься только самыми скучными вещами на свете. Это неинтересно…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу