Валентина Кузнецова: Евангелие от Луки. Комментарий

Евангелие было хорошо известно в Церкви уже во II, а может быть, и в конце I века. Оно оказало влияние на раннехристианскую литературу (Дидахе, или Учение Двенадцати апостолов). Оно также использовалось в трудах гностиков, а Маркион признавал одного только Луку, исключив из своего канона все остальные новозаветные книги, кроме писем апостола Павла.

Место написания Евангелия неизвестно. Ранняя традиция связывала евангелиста с Грецией, но некоторые исследователи говорят о Риме или о Сирии (Антиохия).

Как уже говорилось выше, в Прологе Лука адресует Евангелие некоему Феофилу. Так как по-гречески это имя значит «боголюб», некоторые считают, что это не реальное лицо, а скорее вымышленное имя, обозначающее истинного христианина. В любом случае, первые читатели Луки принадлежали к христианам из язычников, к людям эллинистической культуры. Ведь и сам Лука был или бывшим язычником (сирийцем из Антиохии), или, как многие полагают сейчас, евреем, жившим в диаспоре. Об этом свидетельствует его знакомство с греческой литературой, следование традиции великих историков (Геродота, Фукидида, Полибия). Его аудитория вряд ли была знакома с реалиями жизни в Палестине, и, вероятно, поэтому Лука всегда переводит на греческий еврейские термины. Так, например, у него «рабби» передастся как «господин» или «учитель», «Голгофа» – как «череп»; «Кананит» – как «Зелот», то есть «Ревнитель». Кроме того, евангелист опускает споры о чистом и нечистом, не обсуждает ритуальных законов, в отличие от Евангелий Матфея и Марка. Также сравнительно мало содержится и критики в адрес фарисеев и учителей Закона, ведь его читателей уже не интересовали проблемы иудаизма I века. Большинство ветхозаветных цитат также берется им из Септуагинты. Лука часто называет Иудеей всю территорию Палестины, что подтверждает его непалестинское происхождение.

Об этом же говорит и универсализм, характерный для Евангелия. Лука постоянно подчеркивает значение Иисуса для всех народов земли. Возможно, в интересах своих читателей из бывших язычников он возводит родословную Иисуса не к Аврааму или Давиду, а к Адаму.

Раньше критики уличали евангелиста в том, что он плохо знает реалии палестинского быта. Но, возможно, Лука в интересах своих читателей допускает «культурный перевод» некоторых из них. Например, у Марка рассказывается, как люди, принесшие парализованного человека, проделали отверстие в крыше и через него спустили носилки с больным к ногам Иисуса. На Востоке плоские крыши домов настилались камышом и ветками, а затем покрывались глиной, поэтому проделать отверстие в крыше не составляло особого труда. Лука переделывает этот рассказ, сообщая, что принесшие разобрали черепицу на крыше, потому что там, где жили его читатели, крыши были устроены по-другому и крылись черепицей.

Из всех евангелистов Лука наиболее заслуживает названия историка, но не только Его. Пролог свидетельствует о том, что он подошел к исполнению своей задачи как историк и писатель. Он, несомненно, был хорошо образованным и начитанным человеком, знакомым с языческой литературой, а также с ветхозаветными литературными традициями. У него хороший греческий язык, лучший среди евангелистов, но, кроме того, он умело владеет стилем и языком, меняя стиль в зависимости от характера повествования. Так, например, Пролог представляет собой идеальный греческий период, построенный с соблюдением законов классической греческой риторики того времени, а затем стиль резко меняется, уподобляясь стилю народных легенд и сказок («Во времена Ирода... был священник...»). Язык повествований о рождении и детстве Иоанна и Иисуса имеет ярко выраженную семитическую окраску. Для дальнейшего же рассказа Луки характерен спокойный нейтральный стиль. Его словарь богаче, изысканнее и гораздо ближе к словарю современной ему светской литературы. Но интересно также отметить, что почти 90 % его лексики совпадает с лексикой Септуагинты (греческого перевода Ветхого Завета).

В Евангелии от Луки очень большое количество семитизмов. Вероятно, автор сознательно использует Септуагинту как образец для подражания. Он не только заимствует оттуда многие фразеологические обороты и образы, но подражает и ее стилю. Некоторые же эпизоды, особенно это относится к первым двум главам, сознательно следуют образцам из греческой Библии (ср. хвалебные песни Елизаветы, Анны и Захарии с песнью Анны из 1 Цар 2.1-10 и некоторыми псалмами). Особенно близок его язык к таким библейским книгам, как книга Судей, 1-4 книги Царств и 1-2 Маккавейские книги. Вероятно, этим Лука хочет подчеркнуть преемственность двух Заветов и поместить новозаветные события в рамки Священной истории народа Израиля.