Обратим также внимание на описание визита к императору Александру III С. А. Толстой, жены писателя, по поводу издания «Крейцеровой сонаты» – рассказ об этом визите, помимо дневников графини и ее мемуаров, содержится во многих письмах современников, в частности, в письме Н. Н. Страхова В. В. Розанову от 19 апреля 1891 г. Визит продолжался час, и «все ее просьбы были уважены <���…> с этих пор сам Государь будет цензором Толстого – того, что он вперед задумает напечатать» [492]. Описание визита подчеркивает сочувственное отношение императора к писателю. Очень примечателен также комментарий В. В. Розанова к этому письму, который замечает, что по отношению к императору Л. Н. Толстой поступил «с невероятной грубостью», не оценив деликатного отношения к нему Александра III, и принялся «на виду» и «для народа» переводить конфликт с правительством «в шумную гласную ссору»: «Работа его была не тихая и внутренняя, не была работа “души”, а именно – публициста. Государь собственно очень много сделал для него, сжав большим внутренним усилием долг и личную жажду защищать Церковь, им определенно и горячо любимую, и “защитником” коей его видел весь народ, и призывал к этому долг Государя» [493].
Эта точка зрения подтверждается данными других источников. Складывается впечатление, что в конечном счете любая выходка Л. Н. Толстого находила оправдание или прощение у императора. Очень характерна в этом отношении история с толстовской статьей о голоде 1892 г. В этом году в английской газете «Daily Telegraph» была напечатана статья «Почему голодают русские крестьяне» (или «О голоде»), выдержки из которой затем в обратном переводе с английского 22 января 1892 г. перепечатали «Московские ведомости». Эти публикации в правительственных кругах были расценены как антиправительственная провокация, более опасная, нежели революционная агитация. Именно в этот момент возникает полумифический слух, что Л. Толстого объявят помешанным или сошлют в Суздальский монастырь.
Графиня А. А. Толстая по поводу провокативного эпизода имела еще раз возможность подчеркнуть лояльность императора по отношению к писателю. Узнав из донесения министра внутренних дел Д. А. Толстого о случившемся и о большом возбуждении публики, Александр III категорически заметил: «Прошу Льва Толстого не трогать; я нисколько не намерен сделать из него мученика и обратить на себя негодование всей России. Если он виноват, тем хуже для него» [494].
Хотя эта статья вызвала большой переполох и сильный гнев императора, никаких последствий для писателя эта история не имела, что дало повод А. В. Богданович отметить в дневнике: хотя толки о высылке Толстого были совершенно определенными в январе, в феврале уже «видно, что с Толстым очень церемонятся» [495].
Теперь понятно, почему сразу после смерти Александра III С. А. Толстая написала мужу: «Покойный Царь тебя знал и понимал, а этот – Бог еще его, бедного, знает» (ТМЖ. 2, 377).
Таким образом, император Александр III действительно был противником репрессий против Л. Н. Толстого. Но, думаю, не только потому, что сам любил читать Л. Толстого и не хотел делать из него мученика. Здесь, по-видимому, имеет место сложная комбинация различных факторов, которые можно только перечислить, так как материала для определенных выводов пока недостаточно.
Император и правительство откровенно не желали громкого политического скандала с ясно выраженной международной составляющей. Здесь, конечно, определенное значение могли иметь связи В. Г. Черткова (точнее, его матери) при дворе, а также влияние на императора графини А. А. Толстой, которая неоднократно пользовалась своим положением, чтобы тем или иным способом помочь своему племяннику. Именно она в 1891 г. способствовала организации визита к государю жены писателя с целью получить разрешение на публикацию «Крейцеровой сонаты», а в следующем, 1892-м, умирению «высших сфер» по поводу опубликования в английской печати антиправительственной статьи писателя [496].
Очень ценные штрихи для прояснения этого вопроса дают воспоминания графа С. Д. Шереметьева. Он утверждает, что император восхищался Толстым как писателем, затем сожалел о его новом направлении, считая его человеком увлекающимся, но «искренним и пламенным», наконец, очень трезво смотрел на его деятельность: «он разобрал его со свойственным ему тонким психологическим чутьем», несмотря на то что в пользу писателя действовала его придворная агентура (здесь как раз и называются А. А. Толстая и Е. Г. Шереметьева). Именно эти «агентурные действия» привели к упомянутому визиту жены писателя в 1891 г. [497]. Далее С. Д. Шереметьев сообщает, что ему несколько раз приходилось говорить с государем о писателе и слушать его суждения, в которых «никогда не было запальчивости и озлобления. Он говорил трезво, спокойно, с оттенком грусти и сожаления и не бросал в него камня» [498].
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу