Мы, имея за спиной трагический опыт XX века, опыт гонений на веру и разум, опыт страданий миллионов людей, страданий, которые были тщательно и цинично спланированы и осуществлены поистине с адской жестокостью, не должны удивляться подобным рассуждениям Л. Толстого. За ними стоит определенная интеллектуальная и духовная тенденция. Идея построения Царства Бога на земле весьма популярна в человеческой истории и постоянно воскресает в новых обличиях. В XIX веке таких оболочек было две: утопическая – исправление человеческого сердца, «последнее усилие добра» большого количества людей, за которым должно в какой-то момент последовать исправление всего человеческого сообщества («сначала нравственность, потом хлеб»), либо, наоборот, марксистско-социалистическая – исправление самого сообщества, которому мешают несовершенство социального строя и классовых отношений и плохое воспитание («сначала накорми, а потом спрашивай нравственности»). Этот второй путь приведет каждого индивидуума к необходимости исправлять свое сердце (возможно, не без элементов внешнего насилия и принуждения) и поэтому также несет в себе черты ярко выраженного утопизма.
В конечном счете оба подхода преследуют одну и ту же цель: построение Царства Божьего на земле исключительно человеческими усилиями. С точки зрения реформаторов-утопистов, евангельская эсхатология доселе понималась неправильно – на самом деле земля есть место приготовления не только к небу, но и к новой, праведной земле [355].
Однако ни та, ни другая схема в действительности не имеют под собой абсолютно никаких евангельских оснований. Напротив, в этих двух подходах заложена опасность тотального искажения евангельской истины, искушения представить Христа либо только добрым и страдающим моралистом, либо социальным реформатором. И К. Н. Леонтьев убедительно показал, что всеобщая гармония и благоденствие на земле не являются целью христианской жизни и христианской проповеди и не достигаются прогрессом всего человечества, а проповедь отвлеченной любви и отвлеченной морали – распространенное явление, которое на самом деле также противоречит целям и задачам, смыслу христианства, именуется христианством только по недоразумению.
Любовь без страха и смирения есть фетиш, самообман и иллюзия, следствие «романтической избалованности нашей» и «приятных порывов сердца» [356]. Более того, с точки зрения К. Н. Леонтьева, проповедь «бесстрашной любви», гордое стремление «пресных боголюбцев» сразу оказаться в «сыновьях» Божиих, связанное с ним непризнание ада и вечных мук есть подготовка царства Антихриста [357].
Это и есть принципиальная установка, на которую бессознательно работал Толстой всю свою жизнь. Утверждая принцип добра, любви, разума, он готовил приход того «духа зла», который «выступает не прямо, как разрушитель и человеконенавистник, а, наоборот, как гуманист, задающийся целью создать царство всеобщего счастья, конечно, непременно на земле без Преображения ее <���…> Призрачный блеск добра – такова основная ложь диавольской природы» [358].
Именно против этого соблазна своевольной, «тихо и скрытно гордой или шумно тщеславной» [359]любви без страха и смирения и направлена в первую очередь книга К. Н. Леонтьева. Фактически его позицию поддержал (заочно) святитель Феофан Затворник, который в 1881 г. отметил: «Приятно встречать у некоторых писателей светлые изображения христианства в будущем, но нечем оправдать их» [360].
Не случайно, заметим еще раз, К. Н. Леонтьев поистине пророчески добавляет, что тот, кто пишет о любви «будто бы христианской», не принимая вероучительных основ христианства, есть самый обманчивый и самый опасный враг христианства, для которого Бог есть в лучшем случае «отвлеченная общая сущность», а результатом, итогом его проповеди очень часто могут быть «действия злобы и разрушения у тех из их последователей, которые завистливее, решительнее, грубее их или больше их чем-нибудь в жизни обижены» [361].
По-видимому, К. Н. Леонтьеву еще и в голову не приходит, насколько эти слова приложимы к Л. Н. Толстому уже в этом, 1882 г. Рассказ Л. Н. Толстого «Чем люди живы» был впервые опубликован в декабре 1881 г. в журнале «Детский отдых». По всей видимости, и Н. С. Лесков не представлял себе, насколько он был близок к истине, когда писал о критике К. Н. Леонтьева: «…г. Леонтьев усмотрел ересь не в том, что граф Толстой сказал, а в том, что он не досказал» [362].
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу