Георгий Ореханов - Лев Толстой. «Пророк без чести» - хроника катастрофы

В своей первой книге о Л. Толстом я сознательно избегал обсуждения сюжетов, связанных с роковым треугольником «Л. Толстой – С. Толстая – В. Чертков». На эту тему написано много, и очень не хочется возвращаться к чужой семейной трагедии и в ней копаться, тем более что П. В. Басинский выпустил интересную книгу на эту тему, подчеркивая совершенно справедливо, что в конфликте мужа с женой на стороне мужа был весь дом и весь образованный мир, а на стороне жены только несколько сыновей. И так же справедливо указал, что расхожая точка зрения о том, что Софья Андреевна не поняла мужа, глубоко ошибочна: она была единственным человеком, который его понял до конца. Что и стало причиной конфликта [316].

Но вовсе не для придания повествованию пикантных подробностей, а для объемного видения мелких, казалось бы, деталей истории «преступления Л. Толстого», я обязан обратить внимание на изданный совсем недавно полный текст по-своему замечательных мемуаров С. А. Толстой «Моя жизнь». Хотя фокус этих мемуаров непосредственно с моей темой не связан, они все-таки помогают кое в чем уточнить важные обстоятельства жизни Л. Толстого.

В своих воспоминаниях жена писателя, как я уже сказал, одновременно выступает и обвинителем, и защитницей Толстого. Мы начнем с обвинений.

Уже в самом начале мемуаров Софья Андреевна сообщает, что после замужества ей пришлось «вырабатывать силу воли, самостоятельность и отстаивать свою личность, свою независимость от переменчивости настроений моего мужа» (ТМЖ. 1, 24).

Эти качества на самом деле понадобились молодой девушке очень рано. Еще в молодости Соня благоговела перед талантом своего будущего супруга. Но когда он стал ее женихом, оказалось, что, выражаясь современным спортивным языком, они находились в разных, очень разных «весовых категориях». Л. Толстой – уже «нечистый, поживший мужчина», она – молода и очень целомудренна. Насколько жених уже «поживший», Соня во всей полноте осознает только после чтения дневника Толстого, каковое приведет ее в состояние ужаса: «та грязь мужской холостой жизни, которую я познала впервые, произвела на меня такое впечатление, что я никогда в жизни его не забыла» (ТМЖ. 1, 67).

Повторяю, я не собираюсь еще раз подробно останавливаться и смаковать сложные семейные отношения Л. Толстого с женой. Хочу только заметить, что любая духовная биография всегда имеет проекцию на обычную жизнь. Люди, поклоняющиеся очередному пророку, гению или просто кумиру поколения, обычно никогда не видят человека, которому поклоняются, в быту, в повседневности. И когда кумиры и пророки много и красиво пишут о любви, жертвенном служении и прочих духовных добродетелях, у окружающих всегда возникает вопрос, живет ли человек так, как пишет и учит, проявляет ли заботу по отношению к окружающим его людям, могут ли эти окружающие как-то догадаться, что любовь, жертва, мудрость – не простые слова для него.

Именно этим и ценны воспоминания С. А. Толстой – она пишет о том, как Л. Толстой жил . И получается довольно сложная картина. Конечно, мы не будет испытывать абсолютного и безусловного доверия к свидетельству жены писателя, существа страстного, обиженного и часто необъективного, но право на такое свидетельство она имеет.

«Любя его, я помню во всю мою жизнь это горячее стремление услужить, угодить Льву Николаевичу во всем. В этом стремлении прошла вся моя жизнь. А как он относился к этому? Он предъявлял все большие и большие требования, никогда не поощряя меня лаской или благодарностью за все, что я ему отдавала. Всегда я чувствовала его строгое ко мне отношение. Уследить же за переменами его взглядов, настроений и желаний – было невозможно <���…> Чувствуя подавляющее превосходство Льва Николаевича во всем: в возрасте, в образовании, в уме, в опыте жизни, не говоря уже о его гениальности, – я тянулась изо всех сил духовно приблизиться к нему, стать если не вровень с ним, то на расстояние понимания его, и чувствовала свое бессилие».

«Перемены взглядов, настроений и желаний» – характерная черта, которую в Л. Толстом заметили многие современники и которая была укоренена в его духовных исканиях. Но только видели ее причину все по-разному. Для окружающих писателя лиц, в том числе для жены, это был признак неподлинности этих исканий и постоянных ошибок. Для самого Л. Толстого это была гарантия остроты и глубины поиска. Интересно, что по поводу своей биографии, которую составлял П. И. Бирюков, Толстой заметил, что в ней все ничтожно и случайно, потому что очень важное не сказано и не известно, а случайные мелочи, которые заметил посторонний человек, описаны: «Все несоразмерно » (ТМЖ. 1, 167).