Георгий Ореханов - Лев Толстой. «Пророк без чести» - хроника катастрофы

Вот пример такого свидетельства: «Ежедневно приезжает и сам Чертков, который не только обожает Л<���ьва> Н<���иколаевича>, но и командует им, а Л<���ев> Н<���иколаевич> не только любуется Чертковым, но и слушается его во всем» [281].

Подробную характеристику отношениям Черткова и Толстого дает Сухотин в обширной записи от 13 ноября 1908 г. Ввиду важности этого свидетельства я приведу большую цитату.

«Почти ежедневно к обеду приезжает Чертков. Для меня это самое неприятное время, так как этот любимый ученик вносит с собой какой-то дух уныния и от его присутствия я испытываю гнет, имеющий своим источником сознавание мной преувеличенной по своей значительности роли этого сильного и вместе с тем крайне узкого человека, пропитанного, кроме того, сектантской мировой скорбью. Иногда приезжает он и днем. За глаза все его ругают, критикуют, рассказывают разные анекдоты об его неискренности в смысле несоответствия его толстовских взглядов с его жизнью богатого фантазера, пользующегося своими деньгами. В этих нападках отличается особенно Саша и ее приятельница Варя. Защищает его одна Таня [282], а обожает его один Л<���ев> Н<���иколаевич>, при котором никто не позволяет себе никакой критики Черткова. Поразительно, как этот сын Зеведеев забрал в руки учителя. Ему одному разрешены les petites entrées [283], т. е. ему дозволяется входить, когда ему угодно, ко Л<���ьву> Н<���иколаевичу>, несмотря на затворенные двери, несмотря на часы, отдаваемые Л<���ьвом> Н<���иколаевичем> работе. Ему дозволено читать все то, что пишет Л<���ев> Н<���иколаевич>, и по его настоянию Л<���ев> Н<���иколаевич> поступает со своими писаниями так или иначе. То заявление, которое Л<���ев> Н<���иколаевич> уже давно (в 1891 г.) сделал о том, что его писания принадлежат всем, собственно говоря, ради Черткова потеряло всякий смысл. В действительности писания Л<���ьва> Н<���иколаевича> принадлежат Черткову. Он их у него отбирает, продает их кому находит это более удобным за границу для перевода, настаивает, чтобы Л<���ев> Н<���иколаевич> поправил то, что ему, Черткову, не нравится, печатает в России там, где находит более подходящим, и лишь после того, как они из рук Черткова увидят свет, они становятся достоянием всеобщим».

В неизданной части дневника М. С. Сухотин прямо называет В. Черткова «главный цензор Л<���ьва> Н<���иколаевича>, через руки которого проходят все произведения Толстого» [284].

В записи от 12 июля 1908 г. М. С. Сухотин подчеркивает, что влияние В. Черткова постоянно возрастает: «вообще влияние, которое проявляет Чертков над Л<���ьвом> Н<���иколаевичем>, поразительно. Л<���ев> Н<���иколаевич> до того любит Черткова, что боится ему противоречить, чтобы его не огорчить, а Чертков пользуется этой любовью и заставляет Л<���ьва> Н<���иколаевича> поступать так, как Черткову хочется» [285]. Как своеобразный итог своих наблюдений над В. Чертковым М. С. Сухотин записал в той части дневника, относящейся к 1910 г., которая не вошла в публикацию 1961 г.: «Чертков цепок и Л.Н. из рук не выпустит» [286].

Позже несколько подробнее об этом он напишет в одном из своих писем В. Ф. Булгакову.

«На отношения Л<���ьва> Н<���иколаевича> к В<���ладимиру> Г<���ригорьевичу> и обратно у меня сложился довольно определенный взгляд, который в кратких словах можно выразить следующим образом. Л<���ев> Н<���иколаевич> любил В<���ладимира> Г<���ригорьевича> исключительно нежно, пристрастно и слепо; эта любовь довела Л<���ьва> Н<���иколаевича> до полного подчинения воле В<���ладимира> Г<���ригорьевича>. В<���ладимир> Г<���ригорьевич> тоже очень сильно любил Л<���ьва> Н<���иколаевича>, но не только сильно, но и властно , эта властность довела Л<���ьва> Н<���иколаевича> до поступка, совершенно несогласного с его остальными верованиями (т. е. до завещания) <���…> я не обвиняю в этом Черткова, как не могу обвинять кукушку, не могущую петь соловьем. Гораздо больше меня удивляет и огорчает соловей, забывающий свое чудное пение и из любви к кукушке старающийся не петь, а куковать <���…> Те фальшивые ноты, которые я слышу в заключительном аккорде, завершившем жизнь Л<���ьва> Н<���иколаевича>, главным образом явились следствием того пагубного влияния, которое оказывал Чертков на своего учителя».