и не тяготись обличением Его;
ибо кого любит Господь, того наказывает,
и благоволит к тому, как отец к сыну своему. (Притч 3:11–12)
Я потому не посвятил отдельную главу этой точке зрения, что она не из самых типичных для Библии, да и в том или ином виде нам уже попадалась. Например, в книге Амоса Бог наказывает свой народ за грехи, и это выглядит как воспитательная мера, преподанный урок: они должны снова обратиться к Богу и его стезям. Амос считал, что именно ради этого народу были посланы голод, засуха, мор, война и смерть: Бог пытался «обратить» народ к себе (Ам 4:6-11).
Я бы принял эту точку зрения, не будь внушение столь сурово, и наказание столь жестоко. Мы и правда верим, будто Бог обрекает людей на голодную смерть, чтобы преподать им урок? Что он насылает телесные болезни и сводит с ума, что он уничтожает целые народы с целью научить людей правильному богословию? Что это должен быть за отец, если он калечит, ранит, режет на куски, истязает, мучает и убивает своих детей для поддержания дисциплины? Что бы мы подумали о человеке, который до смерти заморил голодом свою дочурку, сделавшую что-то не так, или до полусмерти засёк сына, чтобы помочь тому увидеть ошибки его поведения? Неужели небесный отец тысячекратно хуже самого ужасного отца на земле, какого только можно вообразить? Нет, я не нахожу эту точку зрения убедительной.
Из полученных писем я делаю вывод, что существующие в мире страдания для многих людей остаются непостижимой тайной. Мне близок их подход, я говорил об этом. Но при этом многие думают, что однажды эта тайна будет раскрыта, и смысл страданий станет всем понятен. Иными словами, у Бога есть какой-то план, который сейчас от нас сокрыт. Но в конце концов мы увидим, что всё случившееся, даже самые страшные муки, выпавшие на долю самых невинных людей, послужило высшим интересам Бога, всего мира и человечества, включая нас самих.
Эта мысль согревает многих: получается, Бог знает, что делает, и держит всё под контролем. Но так ли это, полагаю, мы всё равно не узнаем прежде конца света. Нет, это тоже выглядит неубедительно и сильно напоминает мне об одном эпизоде из «Братьев Карамазовых» Достоевского — одного из величайших романов в мире. Самая известная глава этого очень длинного произведения называется «Великий инквизитор». Что-то вроде притчи, рассказанной одним из главных героев, Иваном Карамазовым, своему брату Алёше. Иван представляет, что произошло бы, вернись Иисус на землю в простом человеческом облике. Рассказчик уверен, что церковники снова убили бы его, поскольку людям нужна не свобода во Христе, а властная иерархия и понятные ответы — что церковь и предоставляет. Пожалуй, главам христианских конфессий стоит призадуматься, поскольку это в их правилах уводить паству от неудобных вопросов в сторону заранее придуманных ответов — правильных и вселяющих спокойную уверенность.
Хотя глава о Великом инквизиторе остаётся самой известной частью романа, лично я нахожу две предшествующие главы куда более удачными. Эти главы охватывают тот же разговор Ивана и Алёши. Алёша — толковый, но неопытный юный послушник в монастыре; он глубоко религиозен, но демонстрирует (местами очаровательную) наивность. Иван, его старший брат — интеллектуал и скептик. Он признаёт Божие бытие (он отнюдь не атеист, как некоторые ошибочно полагают), но до Бога ему нет никакого дела. Слишком много страданий и боли в этом мире, и в конечном счёте виноват в этом Бог. Иван говорит: «Я не Бога не принимаю, пойми ты это, я мира, им созданного, мира-то Божьего не принимаю и не могу согласиться принять».
Он не принимает мир потому, что если даже Бог в конце откроет смысл всеобщих страданий, Иван всё равно сочтёт их слишком страшными. Своё отрицание он иллюстрирует математической проблемой. Согласно определению древнегреческого математика Эвклида, две параллельные линии никогда не пересекаются (иначе они не были бы параллельными). Но Иван приводит мнение некоторых «геометров и философов», что это правило работает только в нашем конечном мире, а где-то в бесконечности линии обязательно сойдутся. Старший брат не отрицает такой возможности, но и не принимает её: она превосходит его разумение, так что он отказывается в неё верить. То же самое с земными страданиями. Если в конце Бог покажет, что они служили великим и благородным целям, это их не оправдает. Иван говорит:
«Я убежден, как младенец, что страдания заживут и сгладятся, … что, наконец, в мировом финале, в момент вечной гармонии, случится и явится нечто до того драгоценное, что хватит его на все сердца, на утоление всех негодований, на искупление всех злодейств людей, всей пролитой ими их крови, хватит, чтобы не только было возможно простить, но и оправдать всё, что случилось с людьми, — пусть, пусть это всё будет и явится, но я-то этого не принимаю и не хочу принять! Пусть даже параллельные линии сойдутся и я это сам увижу: увижу и скажу, что сошлись, а все-таки не приму.»
Читать дальше