Барт Эрман - Почему мы страдаем? [Как получилось, что в Библии не нашлось ответа на этот вопрос]

Вся оппозиция была перебита. Все протестующие погибли. Убили каждого, в ком видели потенциальную проблему. Перебили всю интеллигенцию — врачей, адвокатов, учителей. Убили всех, кто носил очки (и, следовательно, как считалось, был образован и мог представлять собой потенциальную проблему). Многие умерли от болезней и голода. Когда с режимом Пол Пота было покончено, убитыми числилось около двух миллионов человек.

Если количество жертв режима Пол Пота добавить к жертвам американских бомбардировок и последовавшей за ними гражданской войне, то получится, что было уничтожено до половины населения страны, и в большинстве случаев весьма жестоким образом.

Человека, которому удалось спастись, и с которым я познакомился почти случайно, звали Марсей Наун. Когда я окончил пастырское служение в Баптистской церкви Принстона (они наконец нашли себе пастора на постоянной основе), то перешёл на службу в соседнюю церковь, оказавшуюся лютеранской. Я знал нескольких прихожан оттуда и высоко ценил выразительность их богослужения, сильно выигрывавшего относительно простоты баптистского обряда. Но к тому времени я уже давно занимался такого рода деятельностью — сначала в качестве молодёжного пастора, потом главы отдела христианского образования, потом снова пастора — и уже начинал немного хандрить. Мне отчаянно хотелось заняться чем-то таким, что реально меняло бы жизнь, а не сводилось к еженедельным походам в церковь.

Именно на этом жизненном этапе я начал серьёзно сомневаться в своей вере, отчасти из-за изучения истории происхождения христианства, отчасти (и по большей мере) из-за острого осознания несправедливости и бесчестности происходящего в мире, то есть из-за проблемы страданий. Так или иначе, это подвигло меня в сторону большей общественной активности помимо основной работы (я перешёл уже на полную ставку преподавателя кафедры религий в Ратгерсе), и я стал искать какое-нибудь занятие на стороне. В новом приходе я узнал о существовании Лютеранских Социальных Служб, где помимо прочих была программа преподавания английского для новоприбывших в США иммигрантов. Я поразился, насколько это соответствовало моим запросам: я мог по чуть-чуть менять чью-то жизнь и не мешать сюда религию. Так я стал участником этой программы.

Мне поручили Марсея Науна и дали его адрес, это в нижней части Трентона, в получасе от моего дома. Я ему позвонил и, несмотря на его ломаный английский, мы как-то договорились о встрече. В назначенное время мы встретились, он представил мне свою жену Суфи, тоже камбоджийку, и двух детей подростков. Марсею не терпелось овладеть английским, так что мы начали заниматься в тот же день.

Я стал приходить к Марсею раз в неделю на несколько часов. Этого было недостаточно, чтобы добиться существенного прогресса в его разговорном английском, чего нам бы хотелось обоим, но большего позволить не мог ни один из нас: я работал полный день в университете, он так же весь день трудился в ботаническом саду Дюк Гарденз. Через какое-то время мы всё же достигли некоторого прогресса, и я подключил к занятиям его жену Суфи.

Это был едва ли не самый благодарный опыт за очень долгий период моей жизни. Вместе с прогрессом в обучении выстраивались и наши отношения. Сначала Марсей был сверх меры почтителен по отношению ко мне — всё-таки, университетский профессор из могущественной страны. Но по мере узнавания друг друга он всё больше видел во мне такого же человека, как он сам, а мне становилось всё интереснее, как же он эмигрировал из Камбоджи и попал в Трентон.

В конце концов он поведал мне свою историю, и она звучала, как сценарий «Полей смерти» (этот фильм вышел как раз во время наших занятий английским). В середине 70-х Марсей жил со своей женой и детьми в Пномпене. Он был довольно хорошо образован, немного поэт (даже издал пару поэм), но в основном садовник. Когда пришли красные кхмеры, он поступил мудро: разбил свои очки, уничтожил все улики, которые могли свидетельствовать о его образованности, и прикинулся неграмотным. Семья была выдворена из города, как миллионы ей подобных, но хуже всего было то, что их разделили. Марсей рабски трудился на ферме, а Суфи вместе с детьми — в лесном питомнике. При этом условия труда Суфи были на порядок тяжелее: она не только работала на открытом воздухе весь день, но и спала ночью невзирая на погодные условия, часто на полностью залитой водой земле.

Детали произошедшего впоследствии обрывочны и запутаны. В общем, под ночным покровом Марсею удалось бежать из своего лагеря принудительного труда. Каким-то образом он понял, где содержат его семью, и отправился на её поиски. Им удалось бежать всем вместе, и единственным шансом выжить для них представлялась крайне опасная горная тропа в Таиланд, где, как они слышали, есть лагеря беженцев. Едва не умерев от голода, они в крайнем истощении добрались до такого лагеря, где под надзором международных организаций прожили два года. Наконец Лютеранские Социальные Службы помогли им эмигрировать в Штаты, где определили их в Трентон и дали жильё (неимоверно грязное и полное тараканов, но для них это был рай на земле), помогли Марсею с работой, детям со школой и регулярно справлялись, как они адаптируются к своей новой жизни.