Барт Эрман - Почему мы страдаем? [Как получилось, что в Библии не нашлось ответа на этот вопрос]

Теперь я захаживаю туда только в редких случаях, обычно, когда моя жена Сара очень этого хочет. Сара — яркий интеллектуал, выдающийся профессор средневековой английской литературы в Университете Дьюка, и при этом сознательная христианка, активная прихожанка епископальной церкви. Проблемы страдания, с которой я бьюсь, для неё просто не существует. Прямо-таки удивительно, насколько по-разному могут видеть одни и те же вещи умные благонамеренные люди, даже когда дело касается самых важных жизненных установок.

Так или иначе, в последний раз я был в церкви с Сарой в прошлый Рождественский сочельник, когда мы гостили в Англии у её брата Саймона (тоже агностика) в Саффрон Уолден, торговом городке близ Кембриджа. Сара захотела пойти на вечернюю службу в местную англиканскую церковь, и мы с Саймоном, уважая её религиозные взгляды, согласились составить ей компанию.

В молодости я выделял службу Рождественского сочельника в ряду прочих богослужений как самую полную глубоких смыслов. Церковные песнопения и колядки, молитвы и славословия, торжественное чтение Священного Писания, тихие размышления о самой важной из ночей, когда божественный Христос стал человеком и младенцем пришёл в этот мир — эмоционально я по-прежнему сильно привязан к этой службе. История о пришествии Бога в мир для спасения грешников действительно проникает мне в самое сердце. И поэтому я был готов, даже больше не будучи верующим, признать богослужение сочельника душевным и трогательным.

Таковым оно и оказалось, но совсем иначе, чем я ожидал. Звучали песнопения, литургические возгласы, служба шла своим чередом. Но больше всего меня тронула общая молитва. Её не взяли из стандартного молитвослова, а написали специально для этого случая. Вставший в проходе мирянин читал её громко и отчётливо, его голос заполнял всё обширное пространство церкви, ставшей похожей на Вифлеемскую пещеру. «Ты сошёл во тьму и всё изменил», говорил он. «Сойди же во тьму снова». Этот рефрен повторялся в молитве несколько раз, низким и звучным голосом. И на мои глаза навернулись слёзы, когда я сидел там с опущенной головой, слушая и размышляя. Но это не были слёзы радости. То были слёзы отчаяния. Если с пришествием младенца Христа Бог сошёл во тьму, неся миру спасение, то почему мир в таком состоянии? Почему же он не сходит во тьму снова? Где оно, присутствие Бога в мире боли и страдания? Почему тьма настолько всё поглотила?

Я знал, что за словами этой искренней и благонамеренной молитвы скрывалась самая суть библейского послания. Для авторов Библии Бог, создавший этот мир, есть всемогущий Бог любви, который вступается за верных ему, чтобы избавить их от боли и печали, и даровать им спасение — не только в мире грядущем, но и в этом мире, где мы живем сейчас. Это Бог патриархов, который отзывался на их молитвы и творил чудеса для своего народа; это Бог исхода из Египта, который спас свой страдающий народ от горечи рабства; это Бог Иисуса, который исцелял больных, давал зрение слепым, ставил на ноги калек и насыщал голодавших. Где этот Бог теперь? Если он сошёл во тьму и всё изменил, почему всё осталось без изменений? Почему больные по-прежнему страдают от невыносимых мук? Почему дети по-прежнему рождаются с неизлечимыми дефектами? Почему маленьких детей похищают, насилуют и убивают? Откуда эти засухи, заставляющие миллионы людей голодать, ужасно и мучительно жить, чтобы потом также ужасно и мучительно умереть? Если Бог вмешался и спас воинства Израиля от их врагов, почему он не вмешается сейчас, когда полчища варваров и садистов беспощадно громят и сметают целые деревни, города и даже страны? Если Бог трудится в этой тьме, насыщая голодных чудесным умножением хлебов, то почему один ребёнок — просто ребёнок! — умирает от голода каждые пять секунд? Каждые пять секунд.

«Ты сошёл во тьму и всё изменил. Сойди же во тьму снова». Да, я хотел бы присоединиться к этой молитве, верить этой молитве, посвятить всего себя этой молитве. Но я не мог. Тьма слишком глубока, страдание слишком сильно, божественная безучастность слишком очевидна. За то время, что длилось наше богослужение, в мире больше семисот детей умерло от голода, ещё двести пятьдесят из-за грязной питьевой воды и ещё около трёхсот человек умерло от малярии. Не говоря о тех, кто был изнасилован, искалечен, подвергнут пыткам, расчленён и убит. Не говоря ни о безвинных жертвах индустрии работорговли, ни о тех, кто по всему миру страдает от нищеты, ни об обездоленных гастарбайтерах в нашей собственной стране, ни о бездомных и страдающих от психических заболеваний. Не говоря и о безмолвных страданиях, которые приходится ежедневно испытывать многим миллионам сытых и благополучных: боль детей с врожденными пороками развития, детей, погибших в автокатастрофах, детей, бессмысленно унесённых лейкемией; боль от разводов, разбивших семьи; боль от потери работы, потери средств, потери перспектив. И где же Бог?