Владимир Богораз - Эйнштейн и религия

Сновидения наши, однако, при видимой бессвязности, проявляют замечательные свойства. Если анализировать психические свойства наших сновидений, то мы с удивлением видим, что они совершенно совпадают со свойствами восприятий первобытного человека, настолько совпадают, что можно было бы сказать: наши сновидения древнее нас самих, наши сновидения — палеолитичны .

Мария Манасеина в своей превосходной работе: «Психология и патология сна», написанной по-русски, но потом переведенной на различные европейские языки (у меня под руками английское издание), приходит почти к такой же мысли, говоря: «Эти ретроспективные, автавистические сновидения (с убийствами, и разными жестокими и грубыми поступками) погружают нас в давно минувшие эпохи древних настроений человеческого рода» [18] Мария Манасеина. Психология и патология сна. Англ. перев. Sleep. Its psychology and pathology. London, 1897, p. 319. .

С другой стороны, Вундт доходит до того, что называет сновидение «временным нормальным безумием» человеческого духа. С таким же правом можно было бы считать нормальным безумием всю первобытную стадию жизни человечества. Для человека первобытного сновидения так же реальны, как действительность. В сущности оба эти мира для него подчиняются одному и тому же закону. Для нас мир сновидений является чем-то уже пережитым, каким-то психологическим анахронизмом.

Прежде всего психический метод сновидений имеет драматический характер. Человек разыгрывает во сне не только все свои былые мысли и образы, но даже слова. Например, по указанию Абрагама [19] Др. Карл Абрагам . Сон и миф. Москва, 1912, стр. 84. , одна дама желала выразить во сне, что знакомый ей скрипач — как высокая башня (Turmhoch), сравнительно с другими. Она увидела высокую башню и на башне скрипача. Мало того, какое-нибудь случайное восприятие, пришедшее со стороны, стук, дуновение ветра, внезапное ощущение холода, немедленно преобразуется в целое драматическое действие, по-своему стройное и внутренне убедительное. Современный человек является во сне прекрасным драматургом, хотя на яву он вообще лишен этой способности. «Драматический талант любого дурака во сне», — говорит Маудсли [20] Ф. Маудсли. Сон и сновидения. Петербург, 1895, стр. 30. , «превосходит лучшие способности талантливого драматурга на яву».

Первобытный человек, напротив, обладает этой драматической способностью одинаково и безразлично во сне и на яву. Его духовная жизнь есть постоянное действие, мышление его — драматично. Первобытный человек является прирожденным драматургом и естественным актером. С этим связаны между прочим драматические пляски первобытных религий и раннее рождение театра. То и другое, как указано выше, рождается из основных анимистических представлений и идей. Но и самые идеи анимизма имеют в существе кинетический, драматический характер.

С другой стороны сны состоят частью из предметов и лиц нашей действительной жизни, хотя эти лица во сне действуют иначе, чем на яву, и иные предметы изменяются совершенно неожиданно и внезапно. В этом отношении мир сновидений совершенно подобен «потустороннему миру» фольклора и мифологии. И к вышеприведенной формуле относительно того что наши сны палеолитичны, можно прибавить и другую формулу: «Каждый из наших снов — это волшебная сказка, внезапно оживленная и приведенная в действие».

Связь и соотношение между нашим реальным и действительным миром и миром сновидений совершенно такие же, как связь между миром реальным и миром потусторонним, который тоже наполнен отображениями лиц и явлений действительного мира, чудесно измененных. Различие этих двух соотношений состоит в том, что мир сновидении возникает в своих об’ективных координатах совершенно актуально и, можно сказать, на наших глазах, и даже самый процесс этого преобразования реальности в «сонное мечтание» доступен наблюдению в некоторых выпуклых пунктах, Так, еще Гераклит замечает: «Для тех, кто бодрствует, существует один общий мир, но тот, кто засыпает, удаляется из общего мира в свой особенный, замкнутый, частный мирок» [приведено у Плутарха, De superstitiis, 3).

Альфред Мори указывает, что однажды, когда он спал, его домашние стали постукивать об ножницы железной уховерткой. Ему тотчас же приснился набатный звон и в связи с этим вся обстановка революции 1848 года [21] Altred Maury . Le sommeil et les rêves p. 161. .

Один из моих собственных знакомых как-то во сне заспал свою собственную руку и она стала нечувствительной, конечно, на короткое время. Спавший повернулся на спину и положил себе руку на грудь. Ему тотчас же приснился мертвец, который будто бы давит ему на грудь своей холодной рукой. И он проснулся с криком. Таким образом этот спавший мог наблюдать на собственном опыте сосуществование двух форм бытия, бодрствующей и сонной.