Джорджо Агамбен - Высочайшая бедность. Монашеские правила и форма жизни

Опираясь на эту традицию, булла Ad conditorem canonum постановляет, что в предметах потребления невозможно установить или иметь ius utendi или usus facti , если при этом притязают на то, что они отделены от собственности на вещь ( nec ius utendi nec usus facti separata a rei proprietate seu dominio possunt constitui vel haberi – Mäkinen, p. 165). Различие между ius utendi и usus facti , на котором держались тезисы Бонавентуры и Николая III, тем самым оказывается нейтрализованным. И, чтобы исключить саму возможность притязать на фактическое пользование или actus utendi sine iure aliquo 249 249 Акт пользования без какого-либо права ( лат .). , булла отрицает, что такое пользование, поскольку оно совпадает с разрушением вещи ( abusus ), может иметься у кого-то ( haberi ) или даже просто существовать in rerum natura .

Здесь аргументация буллы показывает всю свою тонкость – не только юридическую, но и философскую. Проблема чисто онтологического характера заключается в том, может ли такое пользование, что состоит только в использовании до конца 250 250 У латинского abusus (от которого происходит итальянское abuso ) есть значение не только злоупотребления (то есть чрезмерного использования), но и «полного расходования, употребления до конца». – Прим. пер. (то есть в разрушении), существовать и иметься иным образом, нежели в виде права собственности (общее право определяло собственность именно как ius utendi et abutendi 251 251 Право пользования и расходующего использования ( лат .). ). В пользовании, рассуждает понтифик, следует различать три элемента – личный сервитут, который должен быть у узуария 252 252 В римском праве – пользователь, тот, кто получал узус в личный сервитут (в отличие от узуфруктария, узуарий не мог пользоваться плодами и выгодой от того, что получал в пользование). – Прим. пер. , ius personale 253 253 Личное право ( лат .). , а также actus utendi 254 254 Акт пользования ( лат .) , не являющийся ни сервитутом, ни правом, но только некоей практикой и пользованием ( tantum actus quidam et usus ). «Если бы возможно было иметь такое пользование, – продолжает понтифик, – оно должно было бы иметься или до акта, или в самом акте, или после завершения такого акта. Что это невозможно, вытекает из того факта, что то, что не существует, не может и никаким образом иметься. Теперь ясно, что сам акт до своего осуществления, или даже когда осуществляется, или после своего завершения, не существует в природе и поэтому никоим образом не может иметься ( actus ipse, antequam exercetur, aut etiam dum exercetur, aut postquam perfectus est, in rerum natura non est: ex quo sequitur, quod haberi minime potest )» ( ibid. , p. 171). В самом деле, акт в становлении ( in fieri ), поскольку одна его часть уже прошла, а другая еще только грядет, по-настоящему не существует в природе, но только в памяти или в ожидании ( non est in rerum natura, sed in memoria vel apprehensione tantum ): его бытие мгновенно, и как таковое его можно только мыслить, но не обладать им ( quod autem fit instantaneum est, quod magis intellectu quam sensu perpendi potest – ibid. ).

ℵ Радикально противопоставляя пользование и потребление, Иоанн XXII невольно оказался пророком и предложил парадигму невозможности пользования, которой суждено будет полностью осуществиться много веков спустя в обществе потребления. В самом деле, пользование, которое никогда не может иметься, и использование до конца, всегда подразумевающее право собственности и поэтому всегда собственное, задают канон массового потребления. Однако возможно, что понтифик, не отдавая себе в этом отчет, тем самым обнажил истинную природу собственности, которая утверждает себя с максимальной интенсивностью именно в той точке, где она совпадает с потреблением вещи.

3.5. Отвечая на декреталию Иоанна XXII, францисканские теоретики, объединившиеся вокруг генерального министра Михаила Цезенского, упорно настаивали на возможности и легитимности отделения usus facti от собственности. Тем не менее именно в попытках доказать эту отделимость они в итоге пришли к тому, чтобы утверждать подлинную первичность и гетерогенность пользования по отношению к владению. Уже в declaratio францисканцев, которая и спровоцировала папскую декреталию, утверждалось, что при жизни апостолов общей была не собственность, но только пользование («воздух и свет солнца были общими для всех в том смысле, что были общими только согласно общему пользованию» – solum secundum usum communem, – Mäkinen, p. 160). Бонаграция в своем Tractatus de paupertate развивает этот тезис, утверждая, что в райском состоянии божественная заповедь есть с деревьев сада (кроме одного), подразумевала не только то, что их использование было чем-то неотъемлемым, но и то, что, согласно естественному и божественному праву, изначально общей была не собственность, но пользование ( de iure et divino communis usus omnium rerum que sunt in hoc mundo omnibus hominibus esse debuit… ergo usus rerum que per usu consumutur non habet necessarium annexum meum et tuum 255 255 По естественному и божественному праву общее пользование всех вещей, сущих в этом мире, причиталось всем людям… следовательно, пользование вещами, потребляющимися в пользовании, не имеет необходимой связи со мной и тобой ( лат .). – Bonagrazia, p. 504). Общее пользование вещами генеалогически тоже предшествует общей или раздельной собственности на них, происходящей только из человеческого права.