Всем знакомо чувство разлуки, отчуждения и одиночества, порожденного, как я полагаю, травмой самосознания. Эта травма проявляется в нас как тревога из-за бессмысленности, сопровождающей любые внешние человеческие усилия найти и постигнуть высший смысл жизни перед лицом временности нашего бытия. Она подпитывает в нас чувство вины и страха. Она же составляет неотъемлемую часть любой подлинной человечности. Ее не избежать никому, но у каждой религиозной системы есть свой способ с ней справиться.
В литургии евреи обращались к этим потребностям и сторонам жизни в дни ежегодного обряда массового покаяния, на котором символически преодолевалось их чувство отчуждения от Бога, источника жизни. Именно в этом была суть Йом-Киппура. Когда последователи Иисуса впервые установили связь между ним и Йом-Киппуром, они по-новому восприняли то, что пережили при встрече с Иисусом. Это довольно сложная история: еврейский праздник многогранен.
Связь между Иисусом и Йом-Киппуром, по-моему, берет начало от Павла, который в Послании к Коринфянам (середина 50-х годов) впервые письменно истолковал Распятие, утверждая при этом, что отразил самую раннюю традицию понимания Иисуса, которую ему передали (1 Кор 15:1–11). Подозреваю, он сознательно описывал Распятие Иисуса в терминах Йом-Киппура, когда говорил, что Иисус умер «за грехи наши», – тем самым выражая идею, что смерть Иисуса имела вполне ясные последствия для всех людей в драме спасения. Другими словами, это заявление о том, что смерть Иисуса не была ни случайной, ни бессмысленной, но имела определенную цель, а возможно, даже была предопределена свыше. Попробуем понять, что имел в виду Павел, увязывая смерть Иисуса с нашими грехами, – это основной мотив, связанный с жертвенным ягненком в литургии Йом-Киппура.
Прежде всего, у Павла это очень важная тема. Она встречается в его посланиях неоднократно. Так, в Послании к Римлянам Павел говорит, что Иисус был поставлен Богом «в умилостивление кровью Его чрез веру» (Рим 3:25). Он цитирует Псалмы (31/32:1) о блаженстве того, «чьи беззакония прощены и чьи грехи покрыты» (Рим 4:7). Он ссылается на Исаию (59:20, 21), говоря об избавителе, который устранит грехи людей (Рим 11:26, 27). Он называет Иисуса тем, кто отдал себя «за грехи наши, чтобы избавить нас» (Гал 1:4). Нет, для иудея Павла эта тема не проходная – она играет ключевую роль в его взглядах и тесно связана с отголосками празднования Йом-Киппура.
В то время как начало этой связи с Йом-Киппуром было положено Павлом, более поздние авторы взяли ее за основу и сделали частью общей трактовки образа Иисуса, возникшей очень рано. К тому времени, когда было написано Евангелие от Марка, Павлова идея получила развитие. Марк предположил, что смерть Иисуса была «выкупом», требуемым за освобождение людей от рабства греху (Мк 10:45). Матфей повторяет мысль Марка дословно, без каких-либо комментариев (Мф 20:28). Однако кому заплатили этот «выкуп», из Евангелия не ясно: христианские богословы веками обсуждали, Богу ли его заплатили – или дьяволу. В любом случае такая трактовка исходила из того, что выкуп был необходим: жизнь была слишком поражена отчуждением, поисками смысла бытия и чувством вины. Отсюда острое ощущение, что человеческая жизнь, так или иначе, находилась в неволе, не имея никакой возможности обрести свободу от мучительного страха. Слово «выкуп» предполагает также, что люди сами не смогли заплатить требуемую цену и потому понадобился заместитель – способный взять выкуп на себя. Эта идея, в отрыве от ее еврейских корней, имела интересную и довольно разрушительную историю, по мере того как религиозные системы превращали ее символическое значение в буквальное.
К тому времени, когда было написано Евангелие от Иоанна, связь между Иисусом и жертвой Йом-Киппура уже прочно укоренилась. Образ Иисуса теперь трактовали в символах Йом-Киппура. В первый же раз, когда в четвертом Евангелии Иоанн Креститель видит Иисуса из Назарета, автор заставляет его произнести фразу, прямо заимствованную из литургии Йом-Киппура, чтобы четко сформулировать свое понимание Иисуса: «Вот Агнец Божий, Который берет грех мира» (Ин 1:29).
За этими образами стояла древнееврейская мифология, объяснявшая происхождение человеческого греха. Библейское предание гласит: люди в саду Эдемском ослушались Бога, за что были изгнаны прочь от лика его. Сад Эдемский – то место, где мы первоначально находились в единении с Богом, но после первородного греха люди навеки обречены жить «к востоку от рая» [52] Эта фраза – название романа Джона Стейнбека. Детали см. в библиографии.
, или в состоянии отчуждения от Бога. Это представление о человеческой жизни как отчуждении от Бога отвечало на многие человеческие вопросы. Почему мужчины должны в поте лица трудиться наперекор стихиям, добывая хлеб насущный? Почему женщины должны рожать в муках? Почему мы все так стремимся вернуться в этот сад? Все это произошло из-за нашего отделения и отчуждения от Бога, следствием чего стало изгнание из мифического Сада Эдемского. Люди были сотворены бессмертными, и наш изначальный статус предполагал, что мы могли идти вместе с Богом к совершенству. Однако теперь его слава для нас навсегда закрыта. Согласно еврейскому мифу, ангел с пламенным мечом охранял вход в Эдемский сад, чтобы мы никогда не смогли вернуться к нашему изначальному статусу (Быт 3:24). Нам пришлось смириться с болью человеческого существования, утратой бессмертия и неизбежностью смерти, ставшей окончательным наказанием за греховность. Согласно такому представлению о человеческой жизни спасение предвиделось в будущем, когда это отчуждение будет преодолено. Одним из постоянных символов отчуждения стала вина – вина, вызванная нашей собственной человеческой неполноценностью, сознанием того, что мы не отвечаем предназначению, для которого были созданы. Поэтому спасение представлялось как прощение и восстановление. Спасение станет тем моментом, в котором единство с Богом будет вновь обретено. Вот так искупление превратилось в один из важнейших богословских терминов.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу