Джон Спонг - Иисус для неверующих. Основатель христианства без мифов, легенд и церковных доктрин

Этот Иисус не может и далее оставаться в плену более позднего церковного образа надмирного теистического божества, пришедшего, чтобы спасти падшее человечество. В божественном спасении нет никакого спасения. Скорее, спасение означает призыв к цельности, радость единения с Богом и с самим собой. Спасение свыше может повлечь за собой благодарность, но не цельность. По этой же причине взгляд на Иисуса как на воплощение небесного надмирного божества не может быть последним словом в оценке значения опыта Иисуса. Я верю, что мы обретаем спасение в совершенном человеке Иисусе, который показывает нам, какой может быть человеческая жизнь, свободная от племенных границ, предубеждений, сексизма и страха. Такая жизнь неизбежно зовет других войти в это обетование, а через него они смогут испытать реальность Бога.

Тот портрет Иисуса, который я стремлюсь описать, проще всего увидеть на страницах Библии в четвертом Евангелии. Однако этот божественный Иисус будет скрыт от наших глаз, если мы будем читать текст Иоанна как очередное подтверждение традиционного мифа об Иисусе – о сошедшем на землю божестве, принявшем человеческий облик. Именно так люди склонны толковать образ, начертанный Иоанном, – буквально, а не на основе опыта. Но мы не постигаем человеческое через божественное – скорее, наоборот, через человеческое мы постигаем божественное.

Прежде чем мы сможем увидеть Иисуса как совершенного человека, придется сломать старые стереотипы. Именно через полноту человеческой жизни нам открывается значение слова «Бог». Именно такой смысл пронизывает все Евангелие от Иоанна, когда он пишет: «Сын, кого хочет, животворит» (5:21). Отголоски той же темы звучат в словах Иоанна: «Ибо, как Отец имеет жизнь в Самом Себе, так дал Он и Сыну иметь жизнь в Самом Себе» (5:26); «Если бы вы знали меня, вы знали бы моего Отца также» (8:19); «Видящий Меня видит Пославшего Меня» (12:45); «Кто Меня увидел, увидел Отца» (14:9); и, наконец, «Как возлюбил Меня Отец, и Я вас возлюбил: пребудьте в любви Моей» (15:9). В этих пассажах содержится утверждение о том, что Иисус – то же, что и Бог, ведь в полноте его человечности мы можем испытать на себе, что значит жить вне барьеров нашего эволюционного прошлого и подняться к человечности, исполненной Духом, открытой для источника жизни и любви и для «Основы бытия» [79] . Систематическое Богословие , том I. Бытие и Бог – коррелирующие идеи в этом разделе. Детали см. в библиографии. , как определял Бога Пауль Тиллих.

Это впечатляющий портрет – видение того, что значит жить полной жизнью, любить беспредельно и быть всем, чем каждый из нас предназначен быть. Мы обретаем этот дар в Иисусе, он становится для нас дверью в то, что люди зовут «божественным». Это я и имею в виду, называя Иисуса Господом. Христианская жизнь для меня – путь через Иисуса в жизнь Бога. Именно жизнь человека по имени Иисус дает мне увидеть Бога как глубинную суть этой жизни. Жить «во Христе» – значит стать тем, чем должна быть наша жизнь. Это то, что Павел назвал «новым творением», в котором все вещи, включая и наше понимание смысла человеческого существования, станут новыми. Таким образом, Иисус становится откровением Бога и даже носителем всего того, что мы вкладываем в понятие «Бог». Вот тот Иисус, которому я хочу служить, Иисус, которого я называю Господом, Иисус, который влечет меня и манит за собой.

Еще одно средство, к которому прибег наш вид, чтобы справиться с тревогой, рожденной самосознанием, – это возникновение и развитие религии. Людям довольно трудно выйти за рамки базовых потребностей выживания и увидеть религию в этом свете, но даже самый поверхностный взгляд показывает: религия по своей сути – компенсаторная деятельность человека.

Люди бессильные обычно справляются с парализующим их страхом довольно любопытными способами. Они уверяют себя в том, что при всей своей слабости они находятся под властью всемогущего Бога, готового встать на их защиту. Затем они проецируют конечный смысл и цель своего бытия на это внешнее по отношению к миру существо, созданное ими самими как способ избежать страха перед очевидной бессмысленностью жизни. Наконец, у них зарождается надежда, что смертность, которой, как они теперь сознают, отмечена их жизнь, не есть нечто окончательное и бесповоротное, по мере того как они обнаруживают в том же вечном Боге свойство бесконечности, способное преодолеть быстротечность их собственных жизней. Из этих трех способов возникло большинство известных нам религиозных систем, предлагающих утешительные ответы на вполне конкретные тревоги, ставшие следствием травмы самосознания как реальности человеческой жизни.