Рудольф Фрилинг - Христианство и перевоплощение

При таком расширении картины мира становится яснее и идея перевоплощения, дающего людям возможность самим пройти долгие фазы становления и участвовать во все более осознанных и задушевных встречах с Христом.

Наиболее детальная эсхатология содержится в Откровении Иоанна.

Попробуем теперь рассмотреть Откровение Иоанна исходя из того, что он излагает постепенное развитие христианского человечества. Происходит это развитие при непрерывной смене места действия — земли и неба. Христианство, с одной стороны — воплощенное на Земле, а с другой — вне плоти, в вышнем мире, развивается и делается все более значимым фактором эсхатологической драмы. В итоге вышний и нижний миры проникнут друг в друга. «Новая земля», обновленная благодаря импульсам свыше, пребудет вместе с «новым небом», которое в свою очередь обновится, помолодеет благодаря событиям на христианской земле. Из этого обоюдного проникновения возникнет новый Иерусалим, который есть и небо, и земля. Мистерия Христа, соединяющая небо и землю, охватывает созревающее христианское человечество. Апокалипсис Иоанна показывает это созревание в последовательности своих видений. Рассмотрев Откровение, мы затем еще раз вернемся к идее перевоплощения.

Воскресший Христос, явившись Иоанну на Патмосе, диктует ему послания для семи церквей. В этих семи церквах представлен спектр живущего на земле христианства, с различными оттенками переживаний и стремлений, несостоятельности и успеха соответственно различию стоящих перед церквами целей. Великие цели мирового свершения проступают уже в обетованиях, простирающихся вплоть до вознесения с восседанием на престоле.

Эти заключительные слова о престоле: «Побеждающему дам сесть со Мною на престоле Моем, как и Я победил и сел с Отцем Моим на престоле его» (Откр. 3:21) — зачин велеликого видения гл. 4 и 5, в центре которого стоит божественный престол. Иоанн восхищен в вышний мир. Он слышит голос: «Взойди сюда» (Откр. 4:1) — и становится свидетелем извечного Трисвятого «свят, свят, свят», что звучит там, и свидетелем новизны, приходящей в этот мир вечности через событие Голгофы. Жертвенный «Агнец» приносит это деяние к престолу Отца, что эхом отзывается в, «новой песни», которую заводят высшие существа самого внутреннего круга в дополнение с извечному «свят, свят, свят». Существа эти — херувимские четыре «животных» и двадцать четыре «старца» — как благоговейное эхо познания поют «новую песнь», которая затем распространяется по кругу в восхвалениях, возносимых воинствами Ангелов и существами тварного мира. В «новой песни», которая берет начало у самого престола, содержится элемент, идущий от земного человечества, среди коего и была принесена жертва Агнца; этот земной элемент «суть молитвы, святых» (Откр. 5:8). Земные люди, предавшиеся Христу, сами еще не в состоянии присоединиться к этому хору, но их душевные порывы восходят ввысь и могут быть восприняты в вышнем мире и стать зримы как фимиам, курящийся в золотых чашах «старцев» вместе с «новой песнью».

«Молитвы святых» возносятся от христиан, обитающих на земле. После того как началось «снятие печатей», принявшие мученическую смерть христиане сами являются в вышнем мире. Иоанн видит их под небесным жертвенником (Откр. 6:9). Знаменательно, что для них используется слово «psychai», «души», которые после смерти, в бестелесном состоянии, имеют самостоятельное осознанное бытие. Здесь Иоанн впервые видит души христиан по ту сторону земной жизни.

По сравнению с тем, что будет сказано в дальнейшем, это первое их явление еще в известной степени окрашено робостью и сдержанностью и оставляет впечатление чего-то «первоначального». Души еще не вполне умиротворены, успокоены в своей новой форме бытия, они живут с мучительным вопросом: «доколе?» Их вопрос Иоанн передает словами, звучащими ветхозаветно. В его Откровении вообще нередко можно наблюдать, что он с известным пиететом блюдет связь с прежними апокалиптическими «школами» и при случае пользуется издревле освященными, устойчивыми выражениями, вливая в них, однако, новое христианское содержание. «Доколе, Владыка святый и истинный, не судишь и не мстишь живущим на земле за кровь нашу?» Слово «мстить» передается здесь греческим «ek-dikein», в смысле справедливых последствий, которые должны наступить по закону судьбы — закону посева и жатвы. Закон посева и жатвы, поступка и следствия, имеет силу и в случае смерти Христа. Но по своим особенным предпосылкам Его смерть имеет спасительные последствия. Христианские мученики находятся на пути к тому, чтобы возродить в своей жертвенной смерти толику силы, проистекающей от смерти Христа. То, что в ветхозаветной формулировке звучит как призыв к мести, в христианском понимании есть вопрос о свершении смысла, о плоде жертвы. Земные страдания мучеников как будто бы растворяются в мире — а где же воздаяние?