Кристофер Райт - Познавая Иисуса через Ветхий Завет

Кто–то может сказать, что это была типичная восточная лесть в адрес монархов с их раздутыми имперскими амбициями и что, возможно, никто не воспринимал это всерьез (или, по крайней мере, буквально). Однако иногда совершенно очевидно, что псалмопевцы имели в виду нечто большее, чем исторические и географические сведения о царстве Давида как таковом. Скорее, они понимали, что за престолом Давида стоял престол Самого Яхве (это наиболее очевидно в Пс. 2) и что Божий замысел, реализуемый через царя Израиля, был тем же, что и для самого Израиля, — быть проводником Его намерений в отношении всех народов. В Пс. 71, одном из самых значительных царских псалмов, о сыне Давида говорится следующее:

Отзвук обетования Аврааму едва ли мог бы прозвучать громче и яснее.

Рассматривая содержание Давидова завета, мы обнаруживаем, что в нем усиливаются связи, на которые мы уже указали при разборе Синайского и Авраамова заветов. Это то же основополагающее требование верности и послушания, основанное в данном случае на отношении сына к отцу, которое Бог дает Давиду и его потомкам на престоле. Отношение царя из рода Давида к Богу, представляющее собой отношение между сыном и отцом, можно обнаружить и в исторической литературе (см.: 2 Цар. 7:14), а также в поэтических восхвалениях (напр., в Пс. 2:7; 88:27 и дал.). Среди прочего это указывает на то, что царь в каком–то смысле «воплощал Израиль» (см.: Исх. 4:22), поскольку Израиль определяется также как «первенец». Но в контексте завета Давида это служит двойной цели: сделать акцент на Божьей любви (то есть на Его непоколебимом обязательстве), с одной стороны, и требовании послушания (главнейшем сыновнем долге), с другой. Мы разберем в следующей главе, как то и другое играют определяющую роль в самосознании Иисуса как Сына Божьего.

Нравственный отклик, ожидаемый от царя из рода Давида, существовал в каком–то смысле до того, как этот царь в действительности появился. Закон о царе во Втор. 17:14—20 весьма досконально разъясняет, что царь не должен считать себя выше своих соплеменников и выше закона. Напротив, он должен являть собой образец уважения к закону и подчинения ему. Царь не должен был быть неким «суперизраильтянином»; он должен был быть образцовым израильтянином. В Пс. 71, написанном либо царем из рода Давида, либо для такого царя, разъясняется суть закона и предполагается, что царь будет действовать в интересах бедных и нуждающихся:

Этот стандарт не был забыт даже в позднее время, когда главным в иерусалимском царстве стал вопрос богатства и власти, употребляемых в интересах богатой и могущественной элиты общества, а не в интересах «нищих и убогих». Иеремия был свидетелем наихудшего образца такого царствования, и прямо у ворот царского дворца он во всеуслышание напомнил об обязанностях царей из рода Давида.

Выслушай слово Господне, царь Иудейский, сидящий на престоле Давидовом, — ты и слуги твои и народ твой, входящие сими воротами. Так говорит Господь: производите суд и правду [ср.: Быт. 18:19] и спасайте обижаемого от руки притеснителя, не обижайте и не тесните пришельца, сироты и вдовы, и невинной крови не проливайте на месте сем

Это и есть язык закона Синайского завета. И это говорит о том, что даже после вступления в силу Давидова завета и сопутствующего богословия, касающегося Сиона, пророки все еще отдавали приоритет основополагающим нравственным требованиям Синайского завета. На этих весах пророк Иеремия взвесил царя Иоакима и нашел, что тот недотягивает по всем параметрам (см.: Иер. 22:13–18), особенно в сравнении с его благочестивым отцом, великим царем–реформатором Иосией (см.: ст. 15 и дал.).

И снова мы обнаруживаем то же сочетание. С одной сторо* ны, это всемирное, миссиологическое измерение завета в его ограниченном масштабе: благословение всех народов через Израиль. С другой, — очевидные нравственные условия послушания и практическая общественная справедливость, которые в Синайском завете в качестве обязательства возлагаются не только на весь народ, но и на тех, кому вверено руководство народом и дана власть над ним.

Церемонии обновления завета встречаются в Ветхом Завете на протяжении всей истории Израиля. Первый такой случай произошел менее чем через два месяца после заключения Синайского завета, израильтяне в то время находились еще у горы Синай (см.: Исх. 34). Кроме этого, можно упомянуть обновления завета, которые совершались при Моисее на земле Моавитской (см.: Второзаконие); при Иисусе Навине после вхождения в Землю обетованную (см.: Нав. 23, 24); при Самуиле, когда тот основывал царство (см.: 1 Цар. 12); а также при Езекии (см.: 2 Пар. 29–31) и Иосии (см.: 4 Цар. 22, 23).