Кристофер Райт - Познавая Иисуса через Ветхий Завет

Конечная точка — это не просто конец странствия, это также и цель. Странствие начинается, так как есть некий замысел, или обязательство, которое должно быть исполнено, когда странствие подойдет к своему концу. Подобным же образом — в ходе ветхозаветного странствия — Бог объявил о Своем замысле, продемонстрировал Свою готовность дать искупление и сообщил об этом всеми возможными способами самому Израилю и через Израиль (особенно через пророков). Этот замысел, или обязательство, было исполнено с появлением этого ребенка — Иисуса. И с помощью пяти цитат из Ветхого Завета, следующих друг за другом через короткие интервалы, Матфей постарался сделать так, чтобы мы не упустили главный смысл.

Но могут возникнуть разнообразные вопросы об используемой Матфеем тактике — если не у поющего рождественские гимны рядового христианина, то, несомненно, у более образованных людей. Разве он не занимается тем, что просто связывает несколько ветхозаветных предсказаний с отдельными историями, которые, как ему кажется, им соответствуют? Или даже хуже того, как утверждают некоторые, не сам ли он придумал эти истории, чтобы показать, что предсказания сбылись? Идея о том, что рассказы о детстве Иисуса являются благочестивой выдумкой, порожденной воображением человека, читающего Писания, стала в определенных кругах популярной, но в действительности не выдерживает критики. Есть два веских возражения.

Прежде всего, почему Матфей выбрал такие туманные тексты? Если он ставил перед собой цель создать истории, в которых будут исполнены мессианские пророчества, можно было найти немалое количество текстов, гораздо лучше известных в его время, в которых содержалось гораздо больше подробностей о пришествии Мессии. На основе любого их этих текстов можно было бы сочинить хорошие истории, если привнести в них соответствующие «факты».

Во–вторых, будет несомненной ошибкой утверждать, что рассказываемые Матфеем истории являются исполнениями ветхозаветных предсказаний, потому что всего лишь один из цитируемых им текстов считается общепризнанным мессианским пророчеством — Мих. 5:2, предсказывающий, что Мессия родится в Вифлееме. Пророчество об Эммануиле было знаком, данным царю Ахазу в его собственном историческом контексте, а не (изначально) долгосрочным предсказанием. В любом случае, было бы странным считать это предсказанием в буквальном смысле, поскольку ребенку в действительности дали имя «Иисус», а не Эммануил — факт, который едва ли ускользнул от внимания Матфея, поэтому он и не мог относиться к своей истории как к абсолютно точному исполнению предсказания. Стих Ос. 11:1 был не предсказанием, а позднейшей ссылкой на исход. Иер. 31:15 — это образ скорби, где Рахиль оплакивает своих потомков, оказавшихся в 587 г. до н. э. в изгнании после падения Иерусалима. В этом стихе ничего не предсказывается и его контекст не имеет отношения к Мессии. Заключительное сообщение, относящееся к Назарету, столь туманно, что не имеет какой–либо связи с Ветхим Заветом и не поддается однозначному толкованию — что вряд ли подтверждает мысль о том, что Матфей сочинял истории, чтобы «исполнить» мессианские пророчества.

Представляется гораздо более вероятным, что Матфей занимается тем, о чем и говорит: отталкиваясь от фактических событий ранней жизни Иисуса, он возвращается к определенным местам еврейской Библии, в которых видит смысл более глубокий, чем тот, который в них можно было обнаружить раньше. Именно события, истории, определяют выбор этих мест, а не наоборот. И поскольку места из Писания не представляют собой очевидных предсказаний событий, записанных Матфеем, апостол, говоря, что Писание исполняется Иисусом, должно быть, подразумевал гораздо большее, чем просто то, что предсказания сбылись. Но тогда обетование — нечто гораздо большее, чем предсказание, что вскоре мы и будем обсуждать.

Так какова же была цель Матфея, когда он выбирал цитаты из Писания, чтобы расставить акценты в своем повествовании? Вероятно, в его понимании, цитаты имели более чем один уровень значения. Если взять самый поверхностный уровень, то эти отрывки связаны с географическим аспектом рождения и жизни Иисуса. Иными словами, они связаны с тем фактом, что Мессия, рожденный в Вифлееме, после недолгого пребывания в Египте оказался в Назарете. Само по себе это было, вероятно, неким объяснением того факта, что человек, называемый христианами «Мессией», был родом из Назарета (именно здесь точка расхождения между христианами и иудеями, начиная со времен Самого Иисуса, ср.: Ин. 1:46; 7:41 и дал.). Матфей указывает на то, что Иисус действительно был рожден в Вифлееме и что этот факт, наряду с последующими переселениями, приведшими Его в Галилею, согласуется с Писанием. Итак, суть в том, что пророк из Назарета может называться Мессией, поскольку Он не только реально родился в Вифлееме, как предвещалось в Писании, но и перемещения, в результате, которых Он стал жителем Галилеи, тоже соответствуют исполнению Писания. Таким образом, мотив исполнения Писания в рассказах о детстве Иисуса служит той же цели, что и родословная в гл. 1, — это попытка изобразить Иисуса как Мессию, как завершение повествования и исполнение обетования.