Дмитрий Гаврилов - Священное опьянение. Языческие таинства Хмеля

Символика смерти от мышей – уничтожителей урожая – очевидна, и едва ли стоит останавливаться на ней особо.

В Северной Традиции князь, конунг, глава рода вообще хотя и хранили хмельное в своих закромах, однако правом пить его на пиру обладал каждый свободнорожденный. По обилию меда (или вина – вспомните рог Свентовита) судили о грядущем урожае. Поскольку мед и был символом урожая, выпить в праздник как можно больше его означало призвать новый урожай, ничуть не меньший.

«Олав (Святой. – Авт. ) приехал в Тунсберг весной перед пасхой и долго там оставался в ту весну. Тогда туда приходило много торговых кораблей. Там были корабли саксов и датчан, корабли с востока из Вика и с севера страны. В городе собралось много народу. Тот год был урожайным, и поэтому часто устраивались пиры. Однажды вечером Хререк конунг вернулся в свой покой поздно. Он много выпил и был очень весел. Потом пришел Финн Малыш и принес жбан с медом, настоянным на травах и очень крепким. Конунг поил всех, кто там был, пока они не уснули в своих постелях» (Круг Земной, Сага об Олафе Святом, LXXXIII, 1980).

Как мы уже показали, кормить и поить гостей для вождя означало делиться с ними своей Удачей, способностью обеспечить благоденствие возглавляемого им сообщества: «Олав конунг (Тихий. – Авт. ) ввел такой придворный обычай, что перед его столом стояли два стольника и подносили чаши ему, а также всем знатным мужам, которые сидели за его столом. У него были также свечники, которые держали свечи у стола перед ним, а также перед всеми знатными мужами, сидевшими за столом. На особой скамье в стороне от большого стола сидели окольничьи и другие вельможи лицом к престолу конунга. У Харальда конунга и других конунгов до него было в обычае пить из рогов. Они протягивали рог с пивом над огнем и пили, за кого хотели…» (Сага об Олафе Тихом, III, там же).

При попытке отыскать перекликающиеся мотивы в русской эпической традиции нам попался и достаточно известный былинный сюжет «Илья Муромец и голь». Конечно, историческим его называть трудно, но эпос тем и ценен, что отражает даже более глубинные, еще «доисторические» черты обычая и миропонимания.

Согласно былине, приехав в Киев ко двору, Илья просит княжьих целовальников напоить его, путника, дорогим вином:

Под предлогом того, что путник неплатежеспособен, княжьи целовальники отказывают и не проходят испытание на гостеприимство. Тогда Муромец просит голь сложиться по денежке и напоить его, что та охотно и делает. В свою очередь и богатырь отдаривает прошедшую испытание голь: вламывается в погреба князя Владимира, силой отнимает у целовальников три бочки вина и устраивает для «неимущих» братьев пир. Пирующие пьют вино, отнятое Ильей и им самим вроде бы не принадлежащее. Возлияния происходят открыто, всенародно, в них может принять участие любой желающий. Целовальники жалуются на Илью князю Владимиру, но Илью это нисколько не пугает. Думаем, он опирается на упомянутый выше обычай: хмельной напиток принадлежит всем, а князь лишь хранит его у себя. Представьте себе нахала Илью, который вламывается в погреба властвующего князя и похищает напиток, к коему обычаем сформировано столь священное отношение! Если рассмотреть его поведение еще и как поведение трикстера, то особенное значение действия становится даже более явственным (Гаврилов, 2006, с. 156).

Пример достаточно показателен, если пытаться рассмотреть его именно с точки зрения общественной значимости не богатыря, а напитка. И попробовать истолковать в предложенных рамках…

Если священное питье есть общественное достояние, то князь как его хранитель в большей степени обладает чертами священнослужителя, нежели воина. И тем самым в предании становится куда ближе к тому, чем первоначально и был – к старейшине, оберегающему обычай и закон.

Однако в описанных обстоятельствах наш главный «герой» – пьянящий напиток выступает уже отнюдь не в качестве спутника человека по пути к «точке перехода». Лишь свободным людям, равноправным членам общины доступен он, ибо высвобождает не столько тело, сколько дух, позволяет соединиться с предками – хранителями рода, общины, узреть иной мир.

То же и в случае с приходом гостей. Не налить гостю хмельного означало бы не признать его права на личную свободу, то есть, в сущности, отказать в праве на жизненную силу и возможность внимать небожителям .