Тимоти Келлер - Разум за Бога - Почему среди умных так много верующих

Автор задалась трудным вопросом: «Если любая культура относительна, значит, то же самое справедливо и для всеобщих прав человека, так каким же образом я могу навязывать представителям той или иной культуры свои ценности?» Но на этот вопрос она так и не ответила. Она сказала только, что ее выпады против угнетения продиктованы западными представлениями о свободе личности, но решения самого парадокса у нее нет. Поэтому автор просто заявляет, что женщины подвергаются угнетению и что она считает своим долгом изменить эту ситуацию. Мы должны нести наши западные ценности в другие страны. Наши ценности лучше, чем у других народов. Точка.

Флюэр-Лоббан борется с серьезным кризисом в сфере прав человека. Юрген Хабермас писал, что, несмотря на их европейское происхождение, «права человека» в Азии, Африке и Южной Америке в настоящее время являются «единственным языком, на котором противники и жертвы кровавых режимов и гражданских войн могут подать голос против насилия, репрессий и гонений» [215]. Это указывает на колоссальную значимость морали человеческих прав, которую Майкл Дж. Перри определяет как удвоенную убежденность в том, что каждому человеку присуще достоинство и что долг призывает нас строить жизнь в соответствии с этим фактом. Подвергать насилию других людей, в равной мере обладающих достоинством, неправильно [216]. Но почему мы должны этому верить? От чего зависит это достоинство?

В своем очерке «Откуда взялись права?» [217] гарвардский преподаватель юриспруденции Алан Дершовитц рассматривает возможные варианты ответов на этот вопрос. Кто-то считает, что права человека определены Богом. Если все мы сотворены по образу и подобию Бога, тогда каждый человек должен быть священным и неприкосновенным. Дершовитц отвергает такой ответ на том основании, что среди людей насчитываются миллионы агностиков. Другие утверждают, что права человека – порождение природы, иначе говоря, ее законов. Они считают, что если изучить природу в целом и природу человека, обнаружится, что некоторые виды поведения вписываются в общий порядок вещей и являются правильными. Однако Дершовитц указывает, что в природе процветают насилие и хищничество, при которых выживает сильнейший. Вывести из законов природы концепцию достоинства отдельно взятого человека невозможно.

Согласно еще одной теории, права человека созданы нами, людьми, пишущими законы. Многие утверждают, что установить права человека – в интересах сообщества, поскольку от уважительного отношения к достоинству личности в итоге выигрывает все сообщество. А если большинство решает, что соблюдение прав человека не в его интересах? Если права человека введены большинством, значит, большинство с таким же успехом может и отменить их, перестав усматривать в них необходимость. Ссылаясь на Рональда Дворкина, Дершовитц называет этот третий взгляд на права человека несостоятельным:

Невозможно утверждать, что наличие у людей этих прав в итоге полезно всему сообществу… потому что когда мы говорим, что кто-то имеет право свободно высказывать свое мнение, мы подразумеваем, что этим правом он наделен даже в том случае, если оно не приносит пользу обществу в целом.

Если права человека учреждены большинством, для чего они нужны? Их ценность заключается в том, что на этом основании можно настаивать, чтобы большинство чтило права меньшинства и отдельных лиц, несмотря на представления о «большем благе». Права нельзя просто учредить – они должны быть реализованы, иначе они не имеют ценности. Как заключает

Дворкин, если мы хотим защищать права личности, мы должны попытаться найти что-нибудь помимо практической выгоды, говорящей в пользу этих прав [218].

Что бы это могло быть? Ни Дворкин, ни Дершовитц не дают ответа. Дворкин в итоге обращается к одной из форм мажоритарной системы. В труде «Суверенитет жизни: спор по поводу абортов, эвтаназии и свободы личности» (1995) он пишет:

Жизнь единственного человека как организма пользуется уважением И защитой… потому что нас изумляют… процессы, в ходе которых из старой жизни возникает новая… Сила сакрального заключается в ценности, которую мы придаем процессу, предприятию или проекту, а не его результатам, рассматриваемым независимо от способа, которым они были достигнуты. [219]

Преподаватель права Майкл Дж. Перри отвечает на это так:

Нерелигиозным источником нормативности по Дворкину является большая ценность, которую «мы» придаем каждому человеческому существу как венцу творения; это «наше» изумление перед процессами, в ходе которых из старой жизни возникает новая… Но кого Дворкин подразумевает, говоря «мы» и «наш»? Неужели нацисты на самом деле ценили евреев? Очевидная проблема светского аргумента Дворкина… [в пользу прав] заключается в том, что он предполагает между представителями человечества наличие консенсуса, который не существует и никогда не существовал [220].