Илья Носырев - Мастера иллюзий. Как идеи превращают нас в рабов

К концу книги мы пришли с важным выводом относительно сущности религии, оказавшимся довольно неожиданным и для нас самих: религию невозможно рассматривать как сколько-нибудь единое явление, поскольку не существует ни единой причины появления религиозных идей и практик, ни единой «социальной функции», которая служила бы критерием их отбора обществом. Религиозные явления закрепляются в культуре по двум противоположным причинам: либо потому, что они по какой-то причине оказались полезны для человека, либо потому, что сумели принять привлекательную форму. А вот оказаться полезным либо привлекательным каждое из них может благодаря десяткам разнообразнейших причин. Стараться искать общие характерные черты религии, таким образом, в той же степени неблагодарная задача, что и пытаться найти какой-либо общий признак — кроме обладания массой — у всех падающих на землю предметов: те или иные религиозные явления существуют потому, что в мире действуют дарвиновские законы отбора; что прижилось, то прижилось.

Но в чем же тогда отличие религиозных мемов от любых других? Отличий нет — таков мой ответ. Последняя глава, которая заменяет послесловие в этой книге, не претендует на доказательство (в строгом смысле слова) этого факта: я лишь приведу несколько примеров, демонстрирующих, что многие другие мемплексы, сосуществующие с человеком на протяжении тысячелетий, ведут себя точно так же, как и религиозные, и преследуют те же цели.

В начале книги я говорил о том, что человеческие сообщества в процессе эволюции выработали стремление к неизменности своих культур, поскольку для скверно оснащенного и плохо разбиравшегося в законах природы сообщества любые радикальные перемены в образе жизни в большинстве случаев кончались гибелью. Вплоть до ускорения темпов социально-экономического развития, которое началось в Западной Европе всего четыре с небольшим века назад и которое постепенно распространилось на весь мир, сообщества воспроизводили традиционные модели существования и менялись крайне медленно. На уровне общественных институтов этот консерватизм проявлялся в делении социума на информационные «капсулы»: профессиональное разделение труда, границы между социальными стратами, ограничения в передвижениях и сообщении из-за слабого развития транспорта и связи — все это вело к тому, что группы внутри общества, связанные территорией проживания, повседневным общением и экономическими отношениями, обособлялись и создавали собственную модель существования, собственную микроидеологию, которые передавались от отца к сыну. История человечества до самого недавнего времени — это история таких вот замкнутых сообществ (от столь крупных, как сословия, до более мелких — городских цехов, сельских общин и т. п.), обмен информацией между которыми был чрезвычайно ограничен. Эти общественные структуры существовали в почти незыблемой форме на протяжении веков и даже тысячелетий.

Рассуждая о закрытости религиозных общин, я до настоящего момента намеренно не упоминал, что в структуре традиционного общества такая закрытость не была чем-то удивительным. Индийские ашрамы не кажутся специфическими образованиями в общем контексте социальной стратификации древней и средневековой Индии, где представителям одних варн и джати зачастую было запрещено общаться с представителями других. Точно так же как брахман передавал секреты профессии своим сыновьям или ученикам, это делал и любой горшечник: и если отступление от принятых методов изготовления изделий считалось нежелательным, то смена ремесла, изменения в образе жизни и мировоззрении и вовсе выглядели грехом: «Лучше исполнять свои обязанности, хоть и несовершенно, чем исполнять чужие в совершенстве» 1 1 Бхагават-Гита. XVIII, 47. . Сельские общины были информационно замкнуты уже в силу своей географической обособленности, но даже в городах, где люди вынуждены вращаться в более широком кругу, они, как правило, тяготели к образованию тесных кружков соседей, друзей или единомышленников. Один из персонажей Платона говорит про греческие полисы: «В них заключены два враждебных между собой государства: одно — бедняков, другое — богачей; и в каждом из них опять-таки множество государств» 2 2 Платон. Государство. Книга IV, 423. . Знаменитые античные филии или ремесленные коллегии обладали собственной идеологией и политической инициативой: в Риме, начиная с республиканской эпохи, коллегии часто выступали как своего рода тайные общества, с которыми безуспешно пытался бороться Цезарь, а вслед за ним Август. И хотя коллегии создавались, чтобы отстаивать экономические интересы их членов перед конкурентами и государственными чиновниками, у них есть множество черт, которые роднят их с религиозными общинами: у каждой были свои боги-покровители и связанные с ними обряды, в том числе ритуальная общая трапеза, где богатые и бедные сотрапезники называли друг друга братьями (нет никаких сомнений, что христиане заимствовали свой обряд у таких коллегий). Позже, в Средние века точно такой же, если не большей, закрытостью отличались ремесленные цехи, которые, как и античные коллегии, создавались ради экономических функций (цех выставлял стандарты качества для товаров), но со временем все больше приобретали характер «фабрик мемов», сохранявших поведенческие стереотипы: цеховые правила не только препятствовали отдельным мастерам производить товары лучшего качества и в большем количестве или продавать их дешевле, но и начинали воспроизводить определенное мировоззрение и мораль, прививая новым поколениям ремесленнических родов страх перед утратой привычного образа жизни: они четко регламентировали, какую одежду должны носить члены сообщества, сколько гостей должно быть на свадьбе, какие вещи следует иметь в доме. Как известно, цеховая система продолжала существовать еще века после того, как цехи потеряли свою эффективность: информационная закрытость сохраняла их структуру вопреки экономическим потребностям членов сообщества.