Габриэль Тард - Преступник и толпа (сборник)

Я позволяю себе отослать читателя к моей статье Misere et criminalite, опубликованной в Revue philosophique, май 1890 года.

Обратим по этому поводу внимание на быстрое увеличение числа домашней прислуги. В Париже оно с 112 031 в 1871 году поднялось до 178 532 в 1881 году. Это тем более прискорбно, что, особенно по словам Parent Duchatelet, этот класс значительно пополняет контингент проституток, так же как и преступников. Но удивительно ли, что в то время как потребность в равенстве, отрицание всякого господства над людьми делают такие успехи, многие стремятся еще к относительному рабству? Не заключает ли в себе эта потребность равенства, о которой идет речь, больше гордости, чем искреннего желания; согласуется ли такое желание с возрастающей ленью и жадностью, которые заставляют обращаться к прибыльному ремеслу домашней прислуги?

Как и вторжение французского рационализма в XVIII веке, которое было иным образом плодотворно для будущего, чем протестантская реформа.

Если бы чрезвычайное учащение случаев безумия, наблюдаемых в лечебницах и на дому (которые за время от 1836 до 1869 года, по статистике Якоби, поднялись до 245 со 100), было обязано главным образом психиатрии и увеличивающейся заботливости семей или администрации в уходе за сумасшедшими, то было бы заметно, что увеличение числа сумасшедших в лечебницах приблизительно соответствует увеличению числа больных известными болезнями в госпиталях. Потому что никому, наверное, не придет в голову, что прогресс госпитального лечения наблюдается особенно в убежищах для умалишенных, и что города, государство, частные лица более охотно строят и делают пожертвования на дома умалишенных, чем на госпитали и обыкновенные больницы. Следовательно, по таблице Якоби ( Selection) число сумасшедших, пользовавшихся уходом в убежищах для умалишенных, возросло втрое или вчетверо скорее, чем число больных в госпитальных лечебницах. Доказано, значит, что прогресс безумия не кажущийся, но действительный.

Исследуйте какое-нибудь индивидуальное изменение; оно состоит в более или менее заметной атрофии или гипертрофии какого-нибудь органа. Представьте себе эту особенность, этот недостаток, развившийся до последних пределов, и, в силу закона органических взаимоотношений, вы увидите, что за этим последует всеобщая переделка всей организации человека. К этому бессознательно клонится всякая нововведенная индивидуумом особенность.

Я придаю здесь общий смысл словам «изобретение» и «подражание» (invention и imitation ), потому что имею в виду лишь имевшие успех изобретения, которым подражали на более или менее обширном пространстве и в течение более или менее долгого времени; остальные не имеют социального значения.

Или как в каждом моменте развития языков мы видим, как говорящий быстро делает выбор между двумя выражениями, старым и новым, и как в результате получается изменение языка вследствие подобных же бесчисленных выборов. Вероятно, таким именно образом слово article заменило слово declinaison , а слово caballus – слово equus и т. д. в образовании романских языков. Не состоит ли также и политическая жизнь из борьбы двух мнений, повторяющейся каждую минуту и при каждом случае, из которых одно говорит да, а другое возражает нет ? Существует ли борьба между тремя борцами? Нет, никогда не бывает больше двух соперничающих элементов налицо при всяком изменении.

Мы видим также, как какое-нибудь слово выходит из употребления, потому что мысль, которую оно выражает, заменяется другой овладевшей вниманием мыслью.

Тониссен в своем прекрасном сочинении La loi salique говорит, что этот лист, снабженный сведениями Тацитом, быть может, неполон, но когда сам он пытается перечислить преступления, которые нельзя наказывать денежными штрафами по салическому закону и за которые полагается смертная казнь, то находит таких только пять: «измену, дезертирство, трусость, цареубийство, разврат».

Читая «Origines indo-europpennes» Pictet, среди собранных там предположений удивляешься, видя, насколько аналогии, относящиеся к названию убийство и воровство, но особенно убийство, во всех арийских наречиях определенны, многочисленны и неоспоримы. Это, разумеется, подтверждает тот взгляд, который рассматривает убийство, и притом убийство без корыстной цели, как обычное преступление варваров. Наоборот, подлог, злоупотребление доверием дает, в смысле изысканий, место лишь для редких и сомнительных филологических столкновений.