Габриэль Тард - Преступник и толпа (сборник)

Было бы совершенно ошибочно видеть в этом ритме случай ритмического колебания, как понимает его Спенсер, то есть действие, за которым наступает противодействие. Не будем смешивать действие и противодействие, с одной стороны, с обсеменением и укоренением, с другой: там второе уничтожает первое, здесь первое находит себе продолжение и дополнение во втором.

Заметим мимоходом, что закон Мальтуса и Дарвина о стремлении всякого рода к распространению и бесконечным видоизменениям, несомненно, должен быть пополнен поправкой о стремлении не обратном, но постепенном и чередующемся с первым, к закреплению.

Не уступают «ни ружья, ни жены», говорит одна сицилийская пословица. Ружье упоминается раньше жены.

Заражение людей убеждениями и желаниями друг от друга так похоже на заражение действием и так смешивается с последним, что как первому, так и второму я считаю возможным дать название подражания. Подражание убеждениям и подражание желаниям, правда, непроизвольны, в то время как подражание действием произвольно, но они тоже производятся сознательно и одинаково связаны с тождеством личности. Сущность личности часто лучше выражается в фатальных для нее убеждениях и страстях, чем в самых обдуманных действиях. Вот почему как те, так и другие обусловливают, по-нашему, полную ответственность.

Думая, что человек науки обязан отвечать за преступления, которые может вызвать чтение его произведений в каком-нибудь негодяе, автор Disciple становится на столько же ложную, сколько и банальную точку зрения, совершенно недостойную его блестящего таланта. Ему меньше чем кому-либо другому приличествует считать преступным отрицание свободной воли, отрицаемой всеми его романами, содержание которых состоит в иллюстрировании всемогущества психологической наследственности. Чтобы продолжить Disciple , он должен был бы для своего последующего труда изучить недоброкачественное действие, производимое на читателей романистами, а не философами. Его собственные произведения, я боюсь в этом за него, с их изобилием тончайших анализов, из которых выводится глубоко внедряющаяся мысль, что только для любви, даже для призраков любви, стоило родиться на свет, должны были ввести в соблазн многих молодых людей и многих женщин; и я сомневаюсь, чтобы на совести авторов теорий детерминизма было столько прелюбодеяний или других преступлений этого рода, которые могли привести к злодеяниям более серьезным и другого характера.

Например, распространение финикийской торговли по побережью Средиземного моря, венецианской – в христианском мире, английской – в целом свете оно объяснило бы тем, что потребность потребления известных продуктов развивается всегда быстрее, чем потребность и умение производства соответствующих предметов. Всегда и везде догадливая нация пользовалась более или менее долгим промежутком, протекающим между возникновением двух потребностей у народов, среди которых производился сбыт товаров. Этим народам, чтобы употреблять то, чего они еще не умеют или не хотят производить, остается только выбирать между двумя следующими решениями: согласиться на цену, предлагаемую иностранным фабрикантом, или покорить его с помощью военной силы и вынудить фабриковать продукты за бесценок. Этот последний способ, часто встречающийся в истории, осуществляется в частной жизни в виде воровства, мошенничества или убийства из корысти.

Jacobi не находит возможным судить о нравственном уровне какого-нибудь народа по цифре его преступности. В действительности, ответил бы я, этот уровень должен быть гораздо ниже в тех странах, где статистика, как она указывает, обнаружила самые печальные результаты. В странах, где у многих людей есть зоб, говорит сам Якоби, даже те, у которых нет его, обладают более толстой шеей, так что портные делают там рубашки с более широкими воротами. Точно так же, как в развращенных странах сами моралисты развращены более, чем в других.

Обирать их, то есть эксплуатировать их без взаимности; только этим преступность и отличается от других ремесел. Мы сказали бы, что она представляет собой индустрию, пользующуюся прогрессом всех других индустрий, в силу «закона сбыта» Жана Батиста Сея, согласно которому производство какого-нибудь нового продукта вызывает производство других, иногда даже, как мы уже сказали, производство тех самых прежних продуктов, которые новый должен собой заместить. С этой точки зрения между преступлением и всяким другим ремеслом существует полная аналогия. Но преступное ремесло отличается тем, что не служит никакому другому ремеслу, кроме контрабандных профессий, которые им живут. Правда, это последнее исключение очень растяжимо: разве мелкая пресса не живет судебной хроникой? И если бы преступление приостановилось в своем развитии, то разве не сократилось бы до чрезвычайности количество ее экземпляров?