Робин Норвуд - Женщины, которые любят слишком сильно. Если для вас «любить» означает «страдать», эта книга изменит вашу жизнь [litres]

На первой был Шон: темные глаза, точеные скулы, глубокая ямка на подбородке и выражение мрачноватой задумчивости на лице. Мне показалась, что это уменьшенная копия фотографии, обычно украшающие портфолио актеров и моделей, и я спросила, так ли это. Мелани подтвердила мою догадку и назвала имя очень известного фотографа.

– Вылитый Хитклиф [4] Роковой злодей, герой романа Э. Бронте «Грозовой перевал». – Примеч. пер. , – заметила я, и она гордо кивнула.

Мы вместе посмотрели остальные фотографии, запечатлевшие троих детей в разном возрасте: вот они ползают, вот делают первые неверные шаги, вот задувают свечи на праздничном торте. Я надеялась увидеть менее картинную фотографию Шона и отметила, что его нет ни на одном из детских снимков.

– Это потому, что он обычно фотографирует. У него приличный опыт в фотографии, а еще в актерском деле и живописи.

– Так теперь он работает в одной из этих областей? – спросила я.

– Да нет. Мать прислала ему денег, так что он снова подался в Нью-Йорк. Хочет посмотреть, какие там есть для него перспективы. – Ее голос стал почти неслышен.

Учитывая явную преданность, которую Мелани питала к своему мужу, можно было ожидать, что она с надеждой воспримет эту его вылазку в Нью-Йорк. Убедившись в обратном, я спросила:

– В чем дело, Мелани?

Впервые выразив недовольство, она призналась:

– Все дело не в нашем браке, а в его матери. Она постоянно присылает ему деньги. Каждый раз, когда он собирается пожить с нами или поработать ради разнообразия, от нее приходит чек, и только мы его и видели. Она не может ему отказать. Если бы только она перестала давать ему деньги, у нас бы все наладилось.

– А если она никогда не перестанет? – спросила я.

– Тогда Шону придется измениться. Я заставлю его понять, как он нас всех изводит. – На ее темных ресницах повисли слезы. – Ему придется перестать брать у нее деньги.

– Мелани, судя по тому, что я от тебя услышала, это маловероятно.

Ее голос зазвучал громче и решительнее:

– Ей не удастся его погубить. Он обязательно изменится.

Мелани нашла на редкость большой лист и следующие несколько шагов подбрасывала его носком туфли, наблюдая, как он превращается в клочья. Я выждала несколько минут, а потом спросила:

– А что еще?

Продолжая пинать лист, Мелани ответила:

– Он много раз бывал в Нью-Йорке, там у него кто-то есть. – Это тоже прозвучало тихо и буднично.

– Другая женщина? – спросила я, на что Мелани отвела взгляд и кивнула. – И как давно это тянется?

– Да уже несколько лет, – девушка пожала плечами. – Это началось во время моей первой беременности. Я его почти не винила. Ведь я была так больна и несчастна, а он был далеко.

Как это ни удивительно, Мелани винила себя в неверности Шона, как и в том, что ей приходится содержать его и детей, пока он пробует себя на разных поприщах. Я спросила ее, не задумывалась ли она когда-нибудь о разводе.

– Вообще-то мы какое-то время жили врозь. Это звучит смешно, потому из-за его постоянных отлучек мы все время живем врозь. Но однажды я сказала, что хочу пожить отдельно, – главным образом потому, что хотела его проучить, и мы по-настоящему расстались почти на полгода. Он продолжал мне звонить, а я посылала ему деньги, когда он был на мели, – если у него что-то срывалось и нужно было продержаться, пока не подвернется другая возможность. Но в целом мы были каждый сам по себе. Я даже познакомилась с двумя мужчинами! – В голосе Мелани прозвучало недоумение: ей было странно, что мужчины проявили к ней интерес. – Оба так хорошо относились к детям, оба с готовностью помогали мне по хозяйству, чинили все, что нужно, и даже покупали мне необходимые мелочи. Было приятно, что они меня так балуют. Но я-то к ним ничего не чувствовала – ничего похожего на то влечение, которое все еще испытывала к Шону. Так что, я опять вернулась к нему, – она усмехнулась. – И пришлось ему объяснять, почему дома все в полном порядке.

Мы обошли уже половину кампуса. Мне захотелось побольше узнать о детстве Мелани, чтобы понять, какие испытания подготовили ее к трудностям нынешней жизни.

– Что ты видишь, вспоминая себя маленькой? – спросила я и заметила, что при попытке заглянуть в прошлое она нахмурилась.

– Забавно! Я вижу, как стою на стуле у плиты, повязанная фартуком, и помешиваю в кастрюле. Я была средней из пяти детей. Когда мне исполнилось четырнадцать, мама умерла, но я начала готовить и убирать задолго до этого, потому что она была очень больна. Последнее время даже не выходила из своей комнаты. После школы двое старших братьев пошли работать, чтобы помогать семье, а я как бы стала для всех матерью. Одна сестра была на три года младше меня, а другая на пять, поэтому почти все домашние дела легли на меня. Но мы справлялись. Папа работал и покупал продукты. Я готовила и убирала. Мы делали все, что могли. Денег вечно было в обрез, но нам хватало. Папа ужасно много работал, часто в двух местах сразу, так что его почти никогда не было дома. Думаю, он уходил из дома отчасти потому, что так было нужно, а отчасти, чтобы не видеть маму. Мы все старались пореже ее видеть: с ней было трудно.