Ирина Млодик - Жизнь взаймы. Как избавиться от психологической зависимости

До самого рассвета она вспоминала и записывала свои детские игры. Так можно целую книжку составить, методическую, а на ее основе создать программу. Программа – это уже кое-что. Можно будет…

Все, голова совсем опухла. Спать. Надо поспать хотя бы немного, впереди трудный день: сборы, переезд, планы.

Но и потом Таня почти не спала. Тревога не давала заснуть даже под беспечное Ларкино сопение, поднимала ее в три, в пять утра. Она закутывалась в одеяло, шла на кухню и садилась за свои записи. От этого ей становилось легче. Но бывало и так, что она просто вертелась на диване или стояла у окна, таращась в темноту, где уже не было знакомых окон.

Казалось, что она вернулась к исходной точке, к тому времени, когда они с Ларкой только-только приехали в Москву, в этот муравейник, где кругом дома и машины. Ларка жила в новом районе, за семь лет он стал комфортнее, магазинов теперь было несколько, а не один, как прежде, где очередь в кассу на полчаса. Появились скверики, поставили лавочки, было где пройтись, но Тане-то что от этого? Она чувствовала себя неприкаянной. А тревога все росла и росла.

Все было не так уж и плохо: весна с каждым днем набирала силу; ШИВА расплатилась с ней, и на выходное пособие можно было протянуть до самой осени; Ларка устроилась на новое место буквально на следующий день после увольнения, ездить чуть ближе, да и денег больше. Время от времени подруга все еще вспоминала недобрым словом то Маринку, то Вадима, но особенно часто доставалось Валерию Сергеевичу. Рассказывала она и о своем новом месте работы, о людях, которых Таня и в глаза не видывала. Ларка предлагала «устроить ее туда же, чтобы без дела не сидела», но Таня отвечала решительным отказом: жизнь по протекции в прежнем офисе далась ей тяжело.

Мечты мечтами, но все равно надо было искать работу. Сначала она, уступая Ларкиному напору, хотела устроиться в какое-нибудь похожее агентство. Опыт работы у нее был немаленький, но стоило ей представить офис, где сидит надутая секретарша, ревниво охраняющая шефа, где старожилы-сотрудники, как ей почему-то казалось, будут посматривать на нее свысока, где каждый наверняка постарается спихнуть на нее свои обязанности, ее тут же начинало трясти. Ну нет, этот путь она для себя закрыла раз и навсегда!

– Подумаешь, принцесса, трясет ее, – фыркнула Ларка, когда она сказала ей об этом. – Работа как работа.

– Это у тебя так. Твои задачи всегда понятны. Пришла, есть модель, есть образ, стрижка, укладка, макияж. Все. А я все эти годы непонятно чем занималась. Знаешь, я сейчас все больше удивляюсь тому, как жила. Я другого хочу.

Она действительно часто теперь вспоминала эти почти семь лет с Вадимом и поражалась тому, что, будучи с ним так близко, как будто не замечала очевидного. Ни того, какие они разные, ни того, что происходило с ним, стоило ей только не согласиться с его мнением хотя бы в мелочах. Он немедленно давал ей понять, насколько она его разочаровывает, заявляя о своих представлениях. Теперь она понимала: боязнь разочаровать кого-то и, как следствие, полное послушание были с ней с самого детства. Трудно замечать то, к чему привыкаешь.

Теперь, живя без матери и Вадима рядом, она могла ощутить, как много невольного и почти автоматического приспособления к кому угодно было в ее жизни. Как мало было себя, своих решений, ошибок, глупостей и побед. За всю свою жизнь она отважилась на единственный бунт: уехала в Москву. Если бы она не решилась и на этот, тогда казалось весьма отчаянный шаг, и отец не помог бы ей уговорить маму, то депрессии ей было бы не миновать, а то, может быть, наложила бы на себя руки, даже не побоявшись подвести мать. Город бы не простил той самоубийства дочери, немедленно и злорадно сверг бы засидевшуюся императрицу от образования с пьедестала.

А Вадим… Оказывается, когда кого-то сильно любишь, можно совсем забыть о себе. Лишь бы не потерять, лишь бы не разочаровать его… На самом деле это жизнь в постоянном страхе, который заползает тебе в кишки и не дает ни слова сказать. Может, и хочешь возразить, но сто раз себя одернешь. Зачем возражать? Для Тани немыслимо было выбирать между «худым миром» и «доброй ссорой». Конечно, мир – мир любой ценой, даже ценой отказа от себя.

Она смотрела с ним Антониони, хотя сама любила Звягинцева, она «предпочитала» морепродукты, хотя с удовольствием съела бы мясо. Она стала стричься, а не носить длинные волосы, она презрительно отзывалась о шубах, хотя всегда мерзла и шубку хотела купить, она ходила заниматься танцами, хотя ей нравилась йога. По выходным они обедали в кафе, хотя она любила готовить. Все эти отступления от своих собственных желаний казались ей такой мелочью. Пустяки, о которых не стоит и спорить. Зачем настаивать на своем по таким ничтожным поводам? Все можно полюбить, ко всему приспособиться. И она достигла в этом почти совершенства, сделав все, чтобы избежать разочарования с его стороны. А он просто взял и ушел. К другой. К Юльке, которая не подстраивается ни под кого, а, наоборот, весь мир готова подстроить под себя.