Наталья Лосева - Три дня до Нового года

Пошив снаряжения для такой неопытной швеи, как Надежда, таил в себе определенные сложности. Толщина и качество тканей были совершенно разными, поэтому приходилось всякий раз перенастраивать машинку. Ей все время казалось, что инструмент вот-вот «сдохнет», но ее хозяйка – профессиональная швея – могла вдохнуть новую жизнь в это древнее сокровище, «уговорить» механическую помощницу на дальнейшие свершения.

Большие сложности представлял пошив костюма. Ткань рассыпалась, и приходилось обметывать края вручную, чем девушка и занималась по ночам у себя в общежитии, напрягая слабое зрение. Вручную она сшивала и стыки швов, изрядно исколов пальцы, так что иногда от боли слезы наворачивались на глаза.

Особенные воспоминания связаны с пошивом «юбки». Надежда помнит, как она в первый раз взяла в руки материал. Ей никогда не приходилось что-то шить из детской клеенки, казалось, ее невозможно пробить. Но шитье само по себе выходило делом несложным, намного труднее было вырезать заготовку. Надежда помнит, как нежно и трепетно, словно дитя, разглаживала клеенку, как крутила выкройки, приноравливаясь, чтобы более экономно скроить, чтобы материала хватило на двоих – ее и Пашку, да еще осталось на мешки. В глазах стоял он: его рыжеватые усы, длинные бакенбарды.

Почему-то другим девчонкам Пашка не очень нравился – молчаливый, угловатый, конопатый. А Надежде в нем все приглянулось: и скромность, и беззащитность, хотелось оградить его, как мать ограждает своего ребенка, от неприятностей. Его рыжина напоминала родное пшеничное поле, колосящуюся рожь, бескрайние просторы, где сколько угодно можно беспрепятственно летать в мыслях, задыхаясь от счастья.

Она долго вымеривала будущую «юбку», и вот выкройка легла так, что одна ее половина оказалась в одной плоскости с другой, пашкиной. И в этом чувствовался тайный знак, как будто кто-то свыше объединил их судьбы. Надежда взяла большие портняжные ножницы Татьяны и принялась резать клеенку. Та вдруг начала «морщиться», собираться в волну, не даваясь ножням, как живое существо. Этот момент она потом не раз вспоминала в больнице – как резала детскую клеенку, резала как по-живому. И возможно, если бы не взялась шить эту злосчастную «юбку» Пашке, и не была бы с ним, но в то же время и не случилось столько горя, от которого по ночам рыдала в потные подушки. Надежда часто думала, кто для нее главнее – муж или ребенок, и почему-то ни разу не останавливалась на муже, избирая для себя дитя. В ней за это трагическое время, проведенное в больницах, будто что-то оборвалось, вычленилось что-то женское. Вместе с ребенком умерла в ней женщина. И возможно, именно поэтому она не может забеременеть, не способна вновь зачать.

Снаряжение было готово к середине марта, когда будущих туристов-водников накрыла весть, что их руководитель Николаич – очень опытный возрастной турист – находится в больнице с отмороженными ногами. В тот год была холодная зима, и лыжный поход по Уралу явно не удался. Туристы попали в метель и заблудились в горах. Все члены группы по очереди ходили к Николаичу в больницу. Свежие яблочки, которые тогда с трудом находились, творожок с базара и, конечно же, лекарства, мази по блату поставили руководителя группы на ноги в прямом и переносном смысле. И Николаич, хоть и без энтузиазма, но продолжил подготовку к походу.

И вот он, долгожданный день отправки – 26 апреля 1986 года. Наконец-то он наступил! Поезд Москва – Ивано-Франковск отправлялся с Киевского вокзала в 7-30. Добираться в столицу из их провинциального города первой утренней четырех часовой электричкой было рискованно – вдруг она опоздает или придется долго плутать в переходах, добираясь с Ленинградского вокзала до Киевского. Новички предпочли более безопасный вариант – вечернюю электричку, туристы с опытом – раннюю. «Старики», как их называли в группе согласно армейскому жаргону, с вечера зафрахтовали квартиру Макса, которая находилась в пяти минутах ходьбы от вокзала. Ночь была бессонной, но веселой: пели до утра так, что соседи сначала стучали по батареям, а потом потянулись на «огонек».

Встреча двух групп на «Эльбе» – возле касс Киевского вокзала – состоялась вовремя, можно было еще даже подремать. А потом стало происходить что-то невероятное. Отменили все поезда, идущие на Киев. Никто не называл причины, и пассажиры находились в неведении. Тем временем прибывающих с каждым часом становилось все больше и больше, и уже казалось: чуть-чуть – и вокзал лопнет от их изобилия. Где-то плакал ребенок, где-то бренчала расчехленная гитара, а за мутными окнами разгорался новый день.