Сергей Загрубский - Интеллектуальное карате, или Методика достижения победы в диспуте

или путем утверждения добра, или путем критики зла.

Что проще? Безусловно, критика. Обратите внимание Вашего собеседника в этом случае – а «собеседники» главным образом и заняты именно критикой, – что он выбрал для себя простейший путь. Люди серьезные – а «серьезным» здесь являетесь именно Вы – сосредотачивают силы мысли своей на путях утверждения добра, на поиске причин и возможностей минимизации неизбежного зла, а не на негодованиях по поводу его, зла, существования.

Обратите внимание на содержание диспутов по каналам ТВ, на выступления оппозиционных политиков, на содержание литературных произведений, становящихся вдруг модными. И даже – на учения: религиозные, философские, политические. Они очень часто (а религиозные – всегда и обязательно) строятся как раз на стремлении исключить зло из социальной жизни, допуская при этом, что «зло» существует отдельно и именно в качестве «зла», (известный в греческой мифологии «ящик Пандоры», или в Библии образ «козла отпущения»). Все они строятся на начальном определении сущности зла и затем на путях его выкорчевывания. И здесь – в истории социальной мысли обязательно – авторы подобных учений вынуждены были договариваться до рекомендаций самых античеловеческих.

Заинтересовавшись проблемой улучшения социальной атмосферы, размышляя над тем, как повысить в обществе уровень согласия, доброжелательности его членов, миролюбия, – теоретик обязательно отметит, что мешает этому согласию и миролюбию в первую очередь и главным образом неравенство социального положения людей, неравенство в распределении богатств и уровня участия в общественном производстве. Лежащая «на поверхности» главная причинанеравенств, и соответственно источник зла – именно неравенство богатств, принадлежащих отдельным людям, что необходимо определяет и первый же совет по совершенствованию общественных отношений: ликвидировать это неравенство двумя дополняющими друг друга и направленными друг другу навстречу мероприятиями: обобществлением богатств (запретом на частное обладание богатствами) и воспитанием в гражданах общества личной скромности, аскетизма, нежелания обладать богатствами.

Эта первая (и обязательная для таких учений) теоретическая рекомендация необходимо обрастает множеством «уточнений». Действительно, даже поборовший в себе жажду накопительства и приобретательства человек может опять захотеть облегчить и улучшить жизнь собственным детям, или родственникам, или вообще к каким-то людям станет относиться с большей симпатией, чем к другим и захочет создать для них лучшие условия.

Как избежать такой опасности? Совершенно ясно, то есть непротиворечиво логически (для рассуждения с этой, критикуемой нами, точки зрения), что рекомендация по избежанию такой опасности может быть одна: необходимо ослабить межличные связи людей, формализовать их, лишить эти связи личностной окраски, лишить их индивидуальности.

Звучит жутковато – но мы же взялись бороться со «злом» ради процветания «добра»! И потому приходитсясоответствующим теоретикам (упомянем вначале «Государство» Платона, хотя и в последующих учениях явно то же самое) отрицать права родителей на детей, делать отцовство неизвестным и безразличным, даже кратковременные семейные связи делать прозрачными и видимыми для всех (вплоть до домов из стекла и с общим, в одном доме, проживанием), подчинить их контролю и определению властями, родственные чувства подчинять служению общему идеалу добра (в Библии, Коране). Разработка соответствующих деталей может, конечно, отличать одно подобное учение от другого, но – не в «деталях» здесь суть темы.

Все эти рекомендации, самая мысль об их полезности разрабатывались не только теоретически. Спартанский вождь Ликург проводил их в жизнь еще до Платоновых размышлений, вожди разных народов и во все времена внедряли все те же методики в собственное правление кто в большей, кто в меньшей степени, мыслители вплоть до нашего времени обосновывают (как бы заново) те же самые рекомендации – вроде прославления бюрократизации общественной жизни Максом Вебером. Так что странным может казаться то, что до наших времен люди пугаются самого предположения о возможности ограничения права индивида быть индивидом. Книги вроде «Мы» Е. Замятина или «1984» Оруэлла воспринимаются как «страшилки» – и тем все снова и снова воспроизводится восприятие общественных «добра» и «зла» как явлений и категорий, существующих отдельно и в отрыве друг от друга. Страхи Замятина или Оруэлла демонстрируют еще и ту их ошибку, что реальная жизнь реальных людей (даже жизнь страшноватая) отрывается от интереса этих людей, от их воли, желаний, стремлений, – и потому подается как нечто навязанное, и могущее быть навязанным людям извне, со стороны. Как навязанное силами, не подвластными человеческому контролю.