Роберт Бертон - Разум VS Мозг. Разговор на разных языках

По мнению Джонатана Хэйдта, психолога из Университета Виргинии, рецензировавшего статью до публикации, исследование Хайнриха «подтверждает то, о чем многие исследователи знали всегда, но не хотели говорить и признавать, поскольку это могло привести к очень неприятным последствиям» [123]. Хайнрих чувствовал, что либо многие поведенческие психологические исследования должны быть проведены заново на больших выборках – пугающая перспектива, – либо они должны восприниматься как предлагающие понимание разума только богатых и образованных жителей Запада.

Результаты научных исследований, делающих универсальные выводы о человеческой природе, должны быть независимы от факторов географического положения, культуры и прочих внешних влияний. Было бы неплохо, если бы одним из предварительных условий такого исследования стало тестирование физических принципов в различных ситуациях и обстоятельствах. И тем не менее большая часть из того, что мы знаем и в чем убеждены касаемо человеческого поведения, было экстраполировано на основе этих исследований небольшой части человечества, известной своим особым восприятием таких разных вопросов, как справедливость, нравственный выбор, и даже того, что мы думаем о необходимости делиться с другими [124]. Если мы заглянем за пределы обычных обвинений и суждений – начиная с того, что очень просто проводить исследования на недорогих студентах, до стремления совершить быстрый скачок в карьере, – мы снова вернемся к той же проблеме уникального самодостаточного разума, диктующего, как он должен изучать сам себя.

Идея, что разум действует в соответствии с универсальными принципами, отражает способ, который мы используем для исследования любых биологических систем. Чтобы понять анатомическое строение, мы расчленяем одно тело, насколько это только возможно, и вытягиваем из него основные представления о человеческой анатомии. Хотя мы ожидаем вариаций, мы рассматриваем их как исключение из общего правила. Следовало ожидать, что мы будем воспринимать разум в том же свете. Один из способов обойти эту потенциально уводящую в ложном направлении тенденцию – выводить универсальные заключения, где только возможно, – это разделить саму идею разума на эмпирическую часть (то, как мы ощущаем разум) и более обширную и концептуальную категорию разума: то, как мы думаем о разуме, описываем его и объясняем, чем он является.

То, что мы чувствуем на личном (эмпирическом) уровне, не следует путать с тем, чем разум может быть на более высоком уровне либо группового, либо расширенного разума. Ранее я цитировал Джона Сёрла, который отвергает идею расширенного разума, поскольку она противоречит здравому смыслу. Путаница в этом доводе происходит из-за того, что он позволил своему личному опыту, опыту здравого смысла, определять его взгляд на то, чем может быть разум в более широком смысле. Ведь здравый смысл, скорее, отражает сильное чувство в отношении того, что знакомо и правильно, а не истину или обоснованные факты. Подозреваю, что на этой позиции стоит подавляющее большинство из нас. Одна из проблем концептуализации расширенного или группового разума состоит в отсутствии адекватного психического образа, который можно противопоставить нашему осязаемому переживанию индивидуального разума.

Одно из возможных решений – думать о разуме как о дополнении к нашим идеям о клеточном взаимодействии в целом. На физико-химическом уровне клетки мозга коммуницируют друг с другом, выделяя различные нейромедиаторы, раздражающие рецепторы других клеток. Это основа для понимания того, как работает мозг. В практическом смысле поток нейромедиаторов есть поток информации. В любой момент наши мысли и действия являются итоговой суммой бесчисленного множества входящих сигналов на рецепторах нашего мозга. Эта общая схема применима ко всей входящей информации. Если мы слушаем новости по радио, информация упаковывается и передается радиоволнами, а наши уши и слуховая сенсорная система действуют как рецепторы.

Теоретически даже при том, что разум возникает из чисто физиохимических реакций в мозге, на уровнях выше он, скорее, вовлечен в обработку информации. Подумайте об этом высоком уровне психической деятельности (обработке информации) с помощью метафоры рецепторов. Мозг получает информацию за счет того, что входящие данные «стимулируют» рецепторы мозга получать и обрабатывать эту информацию. Если мы планируем отпуск на Марсе, мы можем погуглить расписание полетов и разузнать про лучшие курорты. Эта информация, существующая на серверах Гугла в виде битов данных, транслируется на спутниковую тарелку, передается по системе беспроводной связи в ваш дом, затем в ваш компьютер, где она превращается в оптический образ, воздействующий на вашу сетчатку. Мы можем точно проследить и проанализировать движение этой информации вдоль всего ее физико-химического пути. Хотя у нас есть прекрасная теория передачи информации и успешно разрабатываемое представление о том, как она физически хранится в мозге, мы удручающе мало знаем о том, что представляет собой информация на физическом уровне. Вся область теории информации бьется с этой ключевой тайной. Следующий уровень осмысления, споры метафизиков о существовании платоновских идей, фундаментальных истин и нравственных законов – как возможно их существование вне очевидно физических пространств [125, 126].