Евгений Черносвитов - Пятая книга о пропорциях человека. Золотое сечение. Медитации

В те времена в Северной и Центральной Италии был модным жанр новеллы, нечто сродни зарисовки, законченной миниатюре. Он создан был Франко Сакетти, младшим современником Джотто, написавшим «Триста новелл». В классической форме новеллы представлены «Декамероном» Боккаччо, современником Сакетти.

Новелла легко пишется, непринужденно читается, вмещает в себя очень много самого различного содержания и претендует на документальность. То есть, в этом жанре было все, что необходимо было для решения задачи, за которую взялся Вазари. Он видел ее весьма просто. Во-первых, запечатлеть портрет «героя» (художника, скульптора, архитектора), сообщить потомкам его биографию и, главное, биографию его творчества. Во-вторых, «заложить» в новеллу весь каталог произведений художника. Новелла разворачивается в строгих хронологических и топографических координатах и весьма шаблонна. От шаблона не отступает и Вазари. Биография героя начинается моральной сентенцией (высказыванием о той или иной конкретной добродетели или, также о пороке). Вот, например, новелла о Джотто: «Мы должны, – пишет Задари, – как мне думается, быть обязанным Джотто, живописцу флорентийскому, именно тем, чем художники-живописцы обязаны Природе, которая постоянно служит примером для тех, кто, извлекая хорошее из лучших и красивейших ее сторон, всегда стремится воспроизвести ее и ей подражать, ибо с тех пор, как приемы хорошей живописи и всего смежного с ней были столько лет погребены под развалинами войны, он один, хоть и был рожден среди художников неумелых, милостью Божьей воскресил ее, сбившуюся с правильного пути, и придал ей такую форму, что ее уже можно было назвать хорошей». Сентенция, с которой начинал повествование Вазари, никогда не была отвлеченной. При всей своей витиеватости, она была (как в примере с Джотто) внутренне стойка и содержательна. Она, у Вазари, концептуальна, то есть в себе (имплицитно) содержит, во-первых, некие аксиомы-посылки, из которых исходит автор, для вполне научного анализа и личности «героями» его «биографии», особенностей его творчества. В этом анализе Вазари выступает как историк, работающий с документами (он тщательно собирал фактуру для каждой своей новеллы, всевозможные документы, вплоть до церковных записей и бухгалтерских книг), как художественный критик, знающий, что такое рисунок, школа, манера не понаслышке. В жизнеописании, что следует за сентенцией, исследуя творчество Вазари пытается осмыслить многообразие сменяющихся форм и направлений у разных художников – одной школы, разных школ, как закономерное развитие, эволюцию общих или отдельных творческих принципов, которые он устанавливает и тщательно описывает. Это позволяет ему вычленять и систематизировать разрозненные явления в области искусства) живописи и, например, скульптуры), выделять специфические явления, или стилевые. Вазари называет это манерой (художника, школы, эпохи). «Манера», здесь совокупность приемов тех или иных изобразительных средств, выразительных методов. В каждой манере своя сущность, которая, по характеру антропоморфна, то есть, проходит в своем движении в рисунке через стадии зародыша, детства, юности, зрелости, старения, увядания и смерти (гибели). Все стадий объединены одним циклом. «Сущности», говоря современным языком, находятся в генетической взаимосвязи: одна содержит в себе другую изначально, которая, в свою очередь, третью и так до универсальной сущности – Красоты. Последняя же в изобразительных искусствах понимается Вазари как идеал гармонии телесного и духовного. Следуя логике Вазари, в «манере» Чимабуа и Николо Пизано – основоположниками пред ренессанса заложены «манеры» Леонардо да Винчи, Рафаэля Санти и Микеланджело. То есть. уже в середине XIII века, если бы пользоваться методологией Вазари, можно было бы разглядеть направление развития и живописи, и скульптуры и архитектуры и предвидеть творения гениев эпохи Возрождения (кстати, термин «ренессанс» принадлежит Вазари). Больше того, само народное сознание жило (мыслило и представляло, а также вожделело) образами своих любимых «героев» Джотто, Брунеллески, Альберти, Паоло Учелло, Перуджино, Пьеро ди Козимо, Якопо Сансовино и многими другими. Только поэтому итальянцы и были такими живыми, жизнерадостными, подвижными, но разными в страстях, пороках и добродетелях: одержимые одной страстью, чудаковатые, расчетливые, нелюдимые оригиналы, изысканные эстеты и прожигатели жизни, сластолюбивые до глубокой старости, но самое главное – безусловно талантливые, всесторонне развитые и гармонические натуры, как их герои, предстающие в портретной галерее новелл Вазари. Портреты эти, но возможности писаны в опоре на достоверные факты и документы. Но в угоду сюжету (его клише) в них, порой, много от вымысла автора. Так, многие гениальные художники у Вазари являются «выходцами из народа», в детстве работали подпасками, рисовали цветной глиной своих овец и коз на камнях. Случайно им встречался великий мастер, который брал их учениками (как с тем же Джотто и его учителем Чимабуе). Связь с народом, у Вазари и его героях во всем. Так, библейские события, о которых он рассказывает в связи с творением того или иного гения, толкуются им в духе историй, происходящих в домах и на улицах, и во время, где и когда сам творец мог жить и бывать. Кстати, национальность и демократичность Вазари по духу свойственна прототипам его героев, где в библейских мистериях участвуют не древние иудеи, а итальянцы, какими они были (не только лицами, одеждой, но и застывшими в образе жестами и телодвижениями) в период начала и расцвета Великого Возрождения, святой Франциск, Иоанн Креститель, Иоанн Евангелист, Магдалина, короче все персонажи Священного Писания, вплоть до Богоматери и Христа, по Вазари, суть итальянцы, как и для Джотто (который с его творчеством как художник монументалист и гениальный архитектор, создавший свою школу, находится в начале портретной галереи), так и Микеланджело (Давид и Моисей которого как бы завершают собой этот героический национальный ряд). Новелла о Микеланджело завершала собой труд Вазари в первом издании. Во втором, вышедшем через восемнадцать лет, были еще 32 портрета живописцев, ваятелей и зодчих, сохранившихся в истории, прежде всего благодаря этому изданию. Вазари при этом (втором, дополненном издании) остается непонятным, ибо восхваляет выраженных представителей, упаднического маньеризма, таких, как Бронзино, Челлини, Пармиджанино в тех же словах и выражениях, также эмоционально захвачено, как и, например, великих Рафаэля и Леонардо. Повторяем, органически не принимая их «манеры», он, тратит свой труд и время, чтобы довести память о них для далеких потомков, на века (что, кстати, ему удалось).