Полина Боттичелли - Художник должен быть счастливым

Мы направились по белому песку вдоль берега к нашей палатке.

– А когда подействует?

– Минут через 40.

– Я уже как-то странно себя чувствую.

На небе разыгрывалось шикарное представление. Перистые облака окрашивались в сиреневый и розовый, само небо было розово-жёлтым снизу, оранжевым посередине и синим вверху.

Стоял полнейший штиль, и безумные краски неба отражались в зеркальной поверхности огромного озера, батюшки-Байкала.

Я смотрела на облака, и мне почудилось, что они танцуют.

На песке валялись сосновые шишки и иголки.

Когда я фокусировала на них взгляд, они двигались и складывались в симметричные узоры.

– Что это? Ты тоже видишь эти узоры?

– Да, это визуалы.

– Офигеть просто! На 100 процентов реально выглядит!

– Да, реальность – в нашем мозгу. А сейчас он работает иначе.

А почему на песке и на деревьях узоры такие яркие, а на моей куртке еле угадываются?

– Не знаю, наверное всё искусственное так выглядит по сути. Ты же видишь суть сейчас.

Мы всё шли и шли.

– Наверное это лишнее, но мне постоянно хочется говорить: как красиво!

– Если хочется, говори, мы не против.

– Как красиво! А какое небо! Это фантастика!

– Да, волшебный закат. Хочешь, я познакомлю тебя со своим деревом?

– Конечно!

Мы подходим к раскидистой сосне.

Я смотрю на неё снизу вверх, и её ветки тоже танцуют на фоне неба.

– Маша, там такое дерево! Вы уже знакомы с ним?

Мы смеёмся. Как я люблю Машу!

На ней белая синтетическая короткая шубка, с длинными болтающимися лоскутами треугольной формы, она сама её придумала и сшила. Из коротких шортиков торчат длиннющие ноги, на них белые кеды.

Смеркается, я иду за Машей по рыхлому песку, её кеды мелькают у меня перед глазами, и у меня ощущение, что Маша – белый кролик, и мне нужно следовать за ним.

– Ребята, я постоянно забываю, куда мы идём?

– Мы идём за вещами, чтобы переставить палатку в Севин лагерь.

– Ах, ну да. Белый кролик, не бросай меня!

Я чувствовала себя полнейшим ребёнком. Любые эмоции становились ярче, любые идеи казались настоящими озарениями.

Становилось всё темнее, а цель прогулки опять забывалась.

– Мы скоро придём? Я хочу присесть отдохнуть.

– Давайте присядем.

Мы садимся на песок.

Я смотрю на свои руки, двигаю ими и одновременно вижу ладонь в нескольких местах, как в замедленной съемке.

– Что это? Как будто эффект стробоскопа.

– Это? Шлейф.

– Прикольно.

Когда мы добрались до палатки, в темноте было не просто её собрать, ведь её специфику знаю только я. А проку от меня было мало. Я поминутно отвлекалась или уходила в себя. Как будто думала о десятке вещей одновременно.

Наконец, мы переехали.

В лагере Севы горел костёр, вокруг него сидели люди.

Один парень обратился ко мне, я что-то ответила, у него на лице появилось недоумение и испуг.

Наверное, совсем не про то ответила.

Потом мы остались у костра втроём. По времени был самый пик действия вещества.

Сева и Маша суетились:

– Где фонарик? В смысле, он же у меня был?

– Я не знаю, вот зажигалка.

– Да зажигалка у меня у самого есть. В смысле, я ищу фонарик.

Я сидела и слушала эти странные разговоры. Вокруг была чернеющая чернота ночи, я видела только выхваченные светом костра лица друзей и сам костёр. На костёр было смотреть приятнее, он складывался в мандалы, а подгоревшие дрова напоминали какие-то тотемные столбы.

А вот лица ребят просто расплывались и отливали зелёным.

В определённый момент мне почудилось, что это ловушка.

Что та Полина, которая была до этого, продолжает жить своей жизнью, а я от неё отделилась, и я буду вечно сидеть у этого костра в кромешной ночи, и только Сева и Маша будут вечно продолжать суетиться из-за фонарика и зажигалки. Мне стало невыносимо страшно!

Вечность в черноте!

Вдруг я вспомнила, что я под маркой. И что можно говорить, до этого я уже долго молчала.

Язык онемел, но у меня получилось произнести:

– Мне страшно. У меня бэд-трип.

– Ты помнишь, я говорил тебе, что у этого вещества есть такая особенность, что ты можешь зациклиться?

– Да.

– По-видимому, это и произошло.

– Что делать?

– Просто подумай о чём-то другом.

– Не могу, всё равно страшно.

– Давай поговорим. Ты, кажется, сказала, что ты увлекаешься йогой. Я очень положительно к этому отношусь.

В этот момент мир как будто разжал тиски, и мне стало легко.

Мы стали говорить. Маша тоже участвовала.

Мы говорили почти до самого рассвета. Проблема для меня была в том, что я порой не понимала, говорю я вслух или только думаю. А ещё иногда казалось, что достаточно подумать, и ребята понимают, что я хочу сказать.