Аше Гарридо - Человек, которого нет

Поэтому естественно, что, когда я пытался нащупать какого-нибудь себя или хоть кого-то в образовавшемся разломе, я стал думать о тех персонажах, вспоминать героев ближайших игр и прикладывать их к себе – вдруг совпадет? Некоторые из них были очень прилипчивыми, особенно те, которые больше всего нравились, в них увлекательно и страстно игралось годами. Мало ли… А вдруг она просто застряла в ком-то из них?

Нет, ни один не подошел. И ни одна не подошла. Они все были – какие-то, каждый со своим эмоциональным фоном, со своей осанкой, манерами, они были определенные личности, как персонажи в кино, или в книге, или как роль в театре: одного с другим не спутаешь даже и без грима.

Я определенно тоже был «какой-то», поскольку чувствовал, что чужое «какое-то» мне не подходит. Я был какой-то еще. Я был кто-то другой.

Я помню, она когда-то читала книгу, в которой рассказывалось о человеке, тайно вернувшемся в родную страну, когда там был у власти фашистский режим. Пропаганда рассказывала сказки об экономическом подъеме и национальном согласии. Герой книги был режиссер, он хотел снять фильм о том, как на самом деле живется людям. Но он был достаточно известен до переворота, его могли узнать на улице. Он отрастил бороду, изменил манеру одеваться. Люди, помогавшие ему подготовиться к поездке, дали такой совет. Если встретишь на улице знакомого, ни в коем случае нельзя разворачиваться и уходить. Борода, измененная прическа, очки, другая одежда достаточно маскируют тебя. Но если ты повернешься к человеку спиной, спрячешь от него лицо – останешься только ты и твоя осанка, твоя походка. Тебя узнают.

Вот в то утро я, кто бы я ни был, встретил себя – и не узнал. Это была не моя спина, не моя осанка. И походка была не моя. И самое страшное: я не знал, какая должна быть моя. Я не знал, какой я.

Я не знал, кто я есть.

Однажды друг, которому он попытался рассказать свою историю, задал ему вопрос.

Знаешь, сказал друг, бывает, что просто душа ловит чужую волну, чужие воспоминания. И видит их – то, что видел когда-то тот человек, то, что он слышал, чувствовал и знал. Как ты можешь знать, что это вот, эти как бы твои воспоминания – это именно ты, а не чужая, потерянная в пространстве и времени память?

Да никак он не может знать.

«Ритуал «возвращения души» присутствует в шаманской картине мира. Вот молитва для возвращения души, так созвучная мифу о Деметре и Коре: «Мать, один из твоих детей хочет вернуться домой. Помоги мне принести его назад к тебе, чтобы он мог занять то место на земле, что принадлежит ему по праву». И как знакомо оказывается то, что пишет в своей книге Сандра Ингерман:

«Сегодня нередко оказывается, что к утрате души привели такие травмы, как инцест, изнасилование, потеря любимого человека, хирургическое вмешательство, катастрофа, болезнь, выкидыш, аборт, стресс, пережитый в бою, или пагубная привычка.

Основная предпосылка здесь такова: когда мы получаем травму, часть нашей витальной сущности отделяется, чтобы выжить в этом испытании, спасаясь бегством от невыносимой боли… Утрату души вызывает именно то, что данный человек воспринимает как травму, даже если кто-то другой не видит в этом событии ничего травмирующего».

В современной неошаманской картине мира шаман помогает человеку найти и вернуть потерянную часть души. В этом его роль подобна миссии Гермеса в древнегреческом мифе. Основная, осознанная и развивавшаяся в течение жизни часть души подобна матери-Деметре, воссоединяющейся наконец со своим чадом. Папа-Зевс в этом мифе напоминает сознание и волю, решимость осознать, что «что-то не так», и пойти на достаточно необычный для нашего общества ритуал. А в конце этого обряда участники группы, если они есть, или друзья клиента говорят ему, обращаясь к этой возвращенной части: «Добро пожаловать домой!»».

Г. Б. Бедненко, «Греческие богини, архетипы женственности»

Говорят, можно вернуть свою душу. Но мне – мне – себя возвращать некуда. А чтобы вернуть ее душу сюда, я должен согласиться уйти. Оно, конечно, «так положено» и «как порядочный», да.

Но я не хочу уходить, и не мне начинать это возвращение. А она не выражает желания вернуться.

Самоубийство? Да, это было бы – для меня, для меня – самоубийством.

Много лет я ничего не знал о себе.