Аше Гарридо: Человек, которого нет

От этого неудобства остатки сна выветрились из головы, я почувствовал, что не только не знаю, как мне сесть (мне так и не удалось нащупать эту привычную позу, пришлось изобретать ее заново). Я обнаружил, что я не знаю еще и того, кто я.

Я помнил содержание паспорта и вчерашнего дня, а также последних тридцати с небольшим лет, прожитых этим телом. Но я не знал, кто я. Это всё – в паспорте и в памяти – как будто не имело ко мне особого отношения. То есть на самом деле это я не имел особого отношения к этому всему. Я не знал, как я отношусь к прочитанному в оставленной рядом с подушкой книге. Я не знал, как мне сидеть на табуретке. И в довершение ко всему – я не знал, сколько ложек сахара я кладу в чай. Это знание так и осталось утраченным, я какое-то время страдал, каждый раз добавляя по пол-ложки и пробуя на вкус, но потом просто перестал класть в чай сахар, потому что так и не понял, как мне вкусно.

Она-то это знала точно. Она пила чай с сахаром всегда.

Может быть, я не пил чай с сахаром? Может быть, я не пил чай вообще?

Так что можно сказать, что мое появление здесь сопровождалось не приобретением новых, доселе не наблюдавшихся у этого тела навыков и привычек, а напротив – утратой кое-чего из старых. И это происходило совсем не так, как показывают в кино или пишут в фантастических романах. Я просто проснулся, без воплей и драматических эффектов, я просто почувствовал себя не в своей тарелке, я просто не знал, кто я. И я не знал этого еще много лет. Но надо было как-то справляться с текущей жизнью, и я справлялся.

Если дни и впрямь падают в ночь,

значит, надо сесть на закраинку тьмы

и терпеливо удить

упавший туда свет.

Пабло Неруда

Как объяснить решение М. работать с Лу?

Мы можем только предполагать. Допустим, она взвешивала альтернативы. Отказать? «Извините, я не могу вам помочь»? Или перенаправить к врачам: «Извините, я не могу вам помочь, вам нужно к психиатру»? Скорее всего, такой вариант был бы самым нейтральным, самым безопасным и в целом наиболее правильным.

Но, может быть, ей было просто… интересно? Приходит человек, и то, что он о себе рассказывает, очень необычно по содержанию, и можно принять за бред, но человек сохраняет критичность, у него нет проблем с ориентацией во внешнем мире. Он знает, кто он, где он. В его мыслях нет навязчивости – только настойчивое желание разобраться в происходящем. Он стабилен, он около четырех лет посещал терапевтическую группу и не рассказывал там о своих «фантазиях». Группа принимала его, ведущие не пытались направить к психиатру. Вот уже три года он ходит на личную терапию. Он вполне мотивирован и способен поддерживать длительные отношения.

Лу передал ей свои дневники: записки в тетрадях за много лет, когда у него еще не было компьютера, и ссылку на свой блог. Да, он стабилен. С ним случаются регулярные кризисы, каждое лето он теряется и теряет уверенность в том, кто он. Но он выходит из этих кризисов сам, раз за разом, выходит живым, не потеряв отношений, продолжая работать. Он достаточно успешен профессионально, и работа имеет для него смысл. Его второе дело – писательство – также стабильно и приносит ему удовлетворение. Он развивается. Он способен любить, работать и играть – три важнейших признака душевного здоровья.

Но что неизменно и не проходит само собой – это смятение, этот тревожащий его постоянно, особенно обостряясь в летние месяцы, вопрос: кто я? Это страдание не утихает.

Может быть, хорошо подобранные лекарства избавят его от тревоги… но не избавят ли они его от него самого? Сто… ну, девяносто девять из ста, что он не пойдет к психиатру – из тех же соображений. Он дорожит этими сомнениями, как бы мучительны они ни были.

Но ведь вариант с психиатром всегда остается как запасной. Если вдруг что-то пойдет сильно не так, можно связаться с людьми, которые знают его давно. И с психиатрами тоже можно.

Стоит попробовать… Стоит.

М. находит единственный способ нормализовать это для себя или предъявить вовне: назвать работой в метафорическом поле. В конце концов – чем не правда? Человек пишущий, творческий, с богатой и активной фантазией. Возможно, пережитая им когда-то в прошлом травма так сильна и защиты настолько мощные, что работа с содержанием возможна лишь в такой форме, но не напрямую. Может быть, понадобятся годы и годы работы, чтобы можно было пройти к травме. А мы торопимся?