Евгения Хамуляк - Сага о родителях подростков. Рассказы про сложных детей

Вернулся в машину, расспросил скорбную коллегу по несчастью, куда ее лучше отвезти. Она назвала адрес, тот же, что был указан в документах. Дома ждали муж и дети.

Пробка чуть-чуть рассосалась, уже через 40 минут Вовка довез ее до дома, еще через 15 минут приехал эвакуатор с машиной.

Муж и дети очень благодарили спасителя. Вовка дозвонился москвичам и сказал, что будет через час. Позвонил жене, сказал, что будет через три часа. Вика спокойно ответила, что подождет, все равно вся ночь впереди. Вовка чуть успокоился. Он забыл об Олеге и неприятной ситуации с дважды проданным домом. Штатная история в сделках с недвижимостью, где встречаются разные аферюги и идиоты. Теперь в ней должны будут разбираться юристы и человеческий суд со сводом законов, который установит преступление и вынесет наказание. Обычное дело.

Голова и душа Вовки были заняты иным, там происходили очень сильные изменения, он будто поменялся, вернулся в прошлое, где продолжали разговаривать несколько голосов, и одному голосу по несправедливости так и не дали высказаться за все это время.

Вова сел в машину и сразу позвонил матери. Они разговаривали долго. Вовка плакал и просил прощения. Хотя когда-то поклялся сам простить мать.

Елена Викторовна Петровская не могла заснуть и металась по кровати, словно под ней черти разогревали свои сковороды с кипящим маслом. По крайней мере, именно в Аду ощущала себя последние полгода Елена Викторовна. И сон пропал из-за дочери Лизы, у которой… у которой внезапно появилась навязчивая идея приносить в дом чужие вещи.

Она их таскала из квартир своих подруг, друзей, а в последнее время и из разнообразных магазинов. И если сперва это казалось милой шалостью: принести чужую куртку, штаны, «клевые» часы… то дальше больше: дорогие телефоны, приборы, доходило даже до продуктов питания из супермаркетов.

Поначалу Елена Викторовна не обратила внимания на слабые звоночки в виде подружечьих жалоб и просьб поискать любимые «клевые» штаны или телефон в их доме. Но после них стали названивать родители и родительницы подруг: кто-то с просьбой, кто-то с угрозами заявить в полицию о краже.

Елена Петровна не верила до последнего, что Лиза, ее любимая музыкальная Лизочка, у которой пальцы, прикасаясь к пианино, оживляли инструмент, и тот творил Музыку с большой буквы, является воровкой и даже имеет склонность к клептомании – заболеванию, уже не капризу. Ужас!

Из хорошей семьи, с невероятными способностями девочке пророчили великое будущее. Елена Петровна, несмотря на свой график, всегда выделяла время для того, чтоб отвезти дочь к частным педагогам, на прослушивания, конкурсы, выступления. Просто не верилось, что у умной, образованной, воспитанной, талантливой девочки может возникнуть такая проблема. И когда? Как раз в разгар подготовительного этапа поступления в музыкальный колледж, который должен был бы стать стартовой площадкой для дальнейшего успеха.

А все в голос твердили о большом будущем, выглядывающем практически из-за ближайшего угла, потому как неограненный природный талант был виден невооруженным взглядом. А еще большим приятным сюрпризом стало то, что у Лизочки обнаружился потрясающий тембр голоса, который мог взять высоту от контральто до сопрано. Учителя хлопали в ладоши, уверяя, что такой набор: чувствовать музыку пальцами и голосом и пропускать ее через сердце – встречается особо редко, практически никогда. И это на фоне невероятной красоты. Даже в свои одиннадцать Лизочка выглядела настоящей принцессой.

И тут, практически в один день, все пошло коту под хвост, точнее, все покатилось в Ад, который разверзся под кроватью Елены Викторовны, которая могла поклясться, что ее ребенка подменили: однажды вечером спать пошла одна девочка, а утром встала другая.

Другая Лиза больше не желала одеваться в красивую, качественную, нарядную, дорогую одежду, предпочитая какие-то синтетические, одноразовые, совершенно отвратительного вида обновки, которые имели все ее «новые друзья», в одну неделю сменившие старых и походившие на одну банду оборвышей.

Елена Викторовна их так и называла «богатые или модные бомжи».

Но Лиза больше не желала слушать, хотя и говорить сама тоже отказывалась, все больше уединялась, отстранялась, запрещала заходить в свою комнату без приглашения, с криком просила оставить ее в покое. В конце концов, повесила самодельную табличку с двойным значением, регулируя посещение своей комнаты, где красной краской без названий значился категорический протест и требование не трогать ее, а алым – возможность постучаться и задать вопрос через дверь.