Гавриил Кротов - Волшебный сок. Повесть об архитектурных подходах к педагогике

– Да, нужно будет работать по созданию нового человека, – добавила Катя, – если уж мы в комсомоле, в институте не смогли вытравить этот атавизм… Но мне кажется, что Виля неправильно определил наше чувство. Это не страх, не покорность, даже не угнетённость, а отвращение. Вот я помню из детства, как в комнату попала громадная жаба. Надо было её выкинуть, но даже возиться с ней было омерзительно. Я решила подождать брата, но и находиться в комнате с жабой было противно… Мне кажется, что у нас общее чувство – классовая ненависть к человеку, примазавшемуся к советской власти. Ничего здесь рабского нет. Ведь никто из нас не кинулся ему прислуживать.

– Да, пожалуй верно, но противно смотреть, как проводник подчиняется его требованиям.

– Во-первых, обслуживать пассажиров его обязанность, – заметил Гена, – а во-вторых, он платит ему дополнительно за работу.

Определение чувства подняло настроение группы, но не уменьшило брезгливости. Евтихий Аристархович, казалось, не замечал этого, вмешивался в разговор, говорил властно и с апломбом. Вообще он ничего не стеснялся. Однажды подал кондуктору червонец и пробасил:

– Принеси-ка мне, братец, бутылочку рабоче-крестьянской!

Кондуктор положил червонец на столик и сказал:

– Нет уж, извините, гражданин, бумажки за вами убрать, чайку принести – это я каждому пассажиру с удовольствием, но за водкой бегать – прошло время. До революции мальчишкой набегался.

Юная группа торжествовала: «Значит, есть новый человек, он растёт, и не купить его подачкой».

Екатерина Васильевна любила рассматривать планировку города. Она вникала во все детали. Ее восхищал размах строительства и целесообразность каждого помещения. Но это и не было просто восхищение, а внимательный анализ.

Однажды она сказала Виле:

– Я профан в архитектуре, способна только любоваться формами, но есть отрасль, которая является моей жизнью, и здесь хочется кое-что сказать. Я в восторге от планирования пионерского лагеря. Аллеи, статуи, беседки, веранды – всё это прекрасно. Даже солярий и бассейн для купания сделаны с учетом требований медицины, педагогики и эстетики. Однако я лично не согласилась бы работать в таком лагере.

– Почему, Катя, скажите. Наверное, упустил что-то важное. Я ведь не педагог.

– Меня в этой планировке восхищают не столько формы, сколько то, что во всех мелочах вы проектируете нового человека, а ваш пионерский лагерь спроектирован для барчуков.

– Но лагерь – место отдыха.

– Место отдыха после школьных занятий, после города. Но что называть отдыхом детей? Как говорила Крупская: «лежать и плевать в потолок»? Нет, ребятишки очень деятельный народ. Их без физической нагрузки нельзя оставлять.

– А спортплощадки, аттракционы, туризм, самодеятельность?

– Это есть. Но дети должны не только глазеть на красоты природы, но и работать.

– Извините. Работать и отдыхать. Какое-то противоречие.

– Нет. Даже для взрослых Крупская предполагает отдых в смене труда. Человек строит самолёты, а отдыхает на сельскохозяйственных работах. Это не новость. Возьмите жизнь Толстого, Павлова, Мичурина, которые чередовали виды труда. Они отдыхали, работая в саду или ещё где-то, и достигли долголетия. В вашем пионерском лагере нет мастерских для работы с деревом, бумагой, металлом, нет и сельского хозяйства, а здесь должны быть цыплята, утята, ягодники, сады, кролики, ягнята.

– Простите, не понимаю. В лагере дети находятся три месяца, а животные требуют ухода в течение всего года. Само присутствие хлевов и птичников пойдет в разрез с требованиями санитарии и гигиены. Да и оправдают ли такие средства цель. Ведь в выращивании животных и птиц должен быть план.

– Хорошо, скажу о цели. Если ребёнка только любить, мы вырастим избалованного человека, который будет потреблять любовь, как нечто само собой полагающееся. Но он должен и потреблять любовь, и отдавать её. Пока ребёнок мал, он отдаёт свою любовь игрушкам. Он ухаживает за куклой, «кормит» её, укладывает спать, одевает, стирает ей одёжку – ну, повторяет заботу родителей. Но в 10—12 лет ребёнок отходит от игрушек и хочет, мучительно хочет быть взрослым. Он охотно включается в работу взрослых, но его всюду гонят так как он обязательно что-нибудь испортит или повредит себе. Кому же отдать заботу и любовь? Должен существовать мир детского труда. Прекрасный мир, праздничный. Молодые животныё – самый лучший объект для детской любви. Сколько красоты в пушистых, нежных комочках цыплят, утят, гусят, в играх и повадках кроликов, а ягнята!.. Разве они не стали художественным символом чистой красоты. Конечно, помещения для них должны отвечать всем требованиям гигиены. Ведь грязный хлев это не свойство животного, а убожество крестьянского хозяйства. Знаете ли вы, что поросята очень чистоплотны и не любят грязи, а мы «свинство» считаем символом всяческой неряшливости.