Более обстоятельно это тема рассмотрена в книге: Курпатов А.В. Складка времени. Сущность и критерии. СПб., 2016.
В этом смысле и «письмо на деревню дедушке» – очень неплохая метафора, и история «колобка» отнюдь не случайна. «Колобок» перемещается из пункта А в пункт Б, соответствующие пункты, будучи некими местами (территориями), определяются не географически, не абстрактно, а конкретными персонажами – зайцем, волком, медведем, лисой. Впрочем, всё это касается и других сказок – «за тридевять земель», «в тридевятом царстве», «на острове Буяне» и т. д. живет кто-то – «царевна», «Баба-яга», «Кощей Бессмертный», а дорогу туда указывает или «Серый Волк», или почти одушевленный «клубок», или «волны», которые гонят бочку.
День вдруг, действительно, может показаться ребенку вечностью, а несколько месяцев и в самом деле пролетают для него незаметно. Всё это наглядно демонстрирует Льюис Кэрролл, рассказывая о переживании времени в книгах об Алисе – и знойный день перед появлением Кролика, и падение в нору, и чаепитие у Шляпника, и требование бежать со всех ног для того, чтобы просто оставаться на месте.
При этом, конечно, мы должны понимать, что эта «личная история» (да и сам интеллектуальный объект, представляющий наше личностное «я»), не что иное как фикция – содержательно эта история перманентно меняется, в зависимости от внешних обстоятельств, социальной ситуации, нахлынувших воспоминаний и т. д. и т. п. Но она уже отчетливо выполняет функцию той отсутствующей в действительности, но почти наблюдаемой нами оси громоздкого и сложного предмета, находящегося в состоянии постоянного вращения, – нашего внутреннего психического пространства.
Выготский Л. С. Истории развития высших психических функций. // Выготский Л. С. Собрание сочинений: В 6-ти т. Т. 3 Проблемы развития психики. М., 1983. С. 170.
Неслучайно самые блистательные популяризаторы философии – от Бертрана Рассела до Леонарда Млодинова – не только начинают изложение любой философской системы с биографии философа, но и описывают исторические обстоятельства, в которых он жил, манеру его поведения и т. д. и т. п. В противном случае нам сложно представить себе не только самих философов, но и саму их философию.
Мне, например, все без исключения азартные игры с шарами кажутся, как минимум, странными. Еще Галилея с шарами я могу понять (хотя вряд ли бы сам стал катать их по каким-то наклонным поверхностям), но вот Кант с бильярдом – это какая-то, на мой взгляд, отчаянная глупость (лучше бы уж он согласился на должность профессора кафедры стихосложения, от чего он, впрочем, предусмотрительно отказался – и правильно, на мой взгляд).
Кстати сказать, в ряде исследований было показано, что наиболее информативным, если мы хотим, как говорится, «понять человека», является вовсе не его самоотчет и даже не то, что нам могут рассказать о нем его знакомые, а непредвзятое исследование его жилища (комнаты или квартиры).
Подобное «поведение» нарративов даже подтолкнуло Ричарда Докинза на создание концепции «эгоистического мема», который, подобно докинзовскому же гену, сам по себе, участвует в борьбе за выживание.
То, как это может происходить, прекрасно показано в исследованиях Элизабет Лофтус, которая занимается изучением «ложных воспоминаний», и в частности интерпретацией человеком событий в зависимости от того, как, в каком контексте и кем ему соответствующая информация была преподнесена.
Существует множество содержательных контекстов, в которых соответствующий интеллектуальный объект может быть актуализирован, – «история философии», «философия идеализма», «этические вопросы», «философия познания», «философия масс-маркета» (книги: «Кант для менеджеров», «Кант за 15 минут», а также многочисленные «философские» комиксы), «история Кёнигсберга-Калининграда» и т. д. и т. п.
В качестве возможной иллюстрации сошлюсь на мою статью «Два мертвых субъекта». В ней я рассматриваю данный феномен на примере нашего отношения к В. И. Ленину – до и после перестройки.
Особенно отчетливо этот феномен проявляется у детей дошкольного и младшего школьного возраста: когда кто-то делает что-то не так, как ребенок привык, он может отчаянно протестовать, настаивая на том, что это «неправильно» и «по-другому делать нельзя».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу