Она не раздумывая обратилась к знакомой медсестре. Ознакомившись с результатами, та подтвердила опасения: «Да, есть сильное воспаление». Мама вернулась к тому же врачу, положила перед ним данные исследования и строго проговорила: «Посмотрите еще раз». Доктор снова взглянул на бумаги и ответил: «Все хорошо». Мама разозлилась и настояла уже в грубой форме: «Смотрите еще!» И только тогда врач, вчитавшись, увидел признаки воспалительного процесса. Ахнул и сказал: «Срочно в больницу». Эта история не о том, какие бывают врачи, бывают всякие, и хороших больше. Эта история обо мне. Поэтому продолжим.
Когда мама получила направление в больницу, то отвела меня туда и оставила одну. По правилам того времени ребенок после года содержался в больничной палате без родителей. Представляю, каково было маме оставить полуторагодовалого малыша один на один с адскими болями и стонами. Насколько я была беспомощна и жаждала маминых объятий, несложно догадаться. Но, увы и ах, нельзя.
Несколько дней я лежала в одиночестве. И это, подчеркну, в полтора года. В наше время об этом даже подумать страшно, а тогда было нормой.
Благо в той больнице работала та самая мамина знакомая медсестра. Она и провела украдкой маму ко мне в палату, когда поняла, что я там никому не нужна, и увидела меня в плачевном состоянии, стонущей от болей. Женщина так и сказала: «Ее больше оставлять одну нельзя».
Мама просидела со мной всю ночь. Наутро по правилам она должна была уйти, пока ее не заметил врач, но вместо этого твердым голосом сообщила доктору, что и с места не сдвинется. Тот согласился, но сообщил, что кормить ее не будут. Конечно же, маме было на это плевать. Она еще и высказала несогласие с тем, что малышей разлучают с родителями.
Мне нужно было сдавать анализы каждые три часа, но пока я лежала одна, заниматься этим было некому. Мама терпеливо выполняла функции медсестры, а мне начали колоть антибиотики. Я стала приходить в себя.
Не буду больше утомлять вас этой историей. Со мной, слава богу, все хорошо, но вот страх больниц во мне зародился. О нем я расскажу в следующей главе.
То, что мы видим, – это и есть для нас весь мир.
То, что недавно зацепило наше внимание, становится главным.
То, что мы можем вообразить во всех деталях, кажется нам более вероятным.
Даниэль Канеман, израильско-американский психолог
Моя жизнь – череда каких-то страхов. Но осмелюсь думать, что это касается практически всех. Только одни умеют со страхами договариваться, а другие уходят в них с головой, посвящая им всю жизнь. Я долго относилась к другим.
Моя история началась двадцать лет назад. В семнадцать я родила своего первого сына. Страшно ли мне было тогда? Безусловно, да. Я не знала, что мне делать, информацию брать неоткуда (интернета в то время не было), осознанности – ноль.
Мой страх тогда проявил себя впервые. Я боялась всего: что не справлюсь, что могу навредить, что ничего не знаю и не умею… Но в процессе роста моего сына этот страх отступил, но появился другой: боюсь оставить ребенка с другими людьми, боюсь, что ему сделают больно в школе, боюсь, что заболеет, боюсь, что ему где-то плохо. И я не видела того, что этот страх во мне живет. Мне казалось, что так думают все мамы, и это нормально.
Затем я родила дочь. Когда ей исполнился год, она серьезно заболела. Я боролась за ее жизнь в буквальном смысле. И страх во мне ожил. Но теперь в десятикратном размере.
Мне все время мерещилось, что если я что-то сделаю не так, моя дочь снова может заболеть, и тогда я точно этого не вынесу. Страх стал невротическим. Я считала, что я должна включить максимальный контроль над всем вокруг нее, чтобы обеспечить ей безопасность. Я избегала контактов с другими людьми, не ходила гулять на площадки, не водила ребенка в сад и т. д. Любой ее чих для меня был катастрофой. Одним словом, у меня ВООБЩЕ отсутствовало какое-либо доверие к себе и миру!
Конечно, я понимала всю абсурдность своего состояния и ситуации, но уже не могла контролировать свой страх, который с каждым днем превращался из снежинки в огромный снежный ком. Да что уж там, в горную лавину… Дальше начало рушиться мое здоровье, начиная с анемии и заканчивая абсцессами в горле и прочими недугами. Тело дало сбой. Я обратилась за помощью к хорошему гомеопату, которая целый год вытаскивала меня из глубокой депрессии. А эта депрессия и разрушала мой организм.
Мой самый сильный страх – это больницы. Я панически боялась этих мест. Кстати, того же самого боялась моя бабушка, и вот еще одна связь. При одной только мысли, что я могу туда попасть, меня окутывал дикий ужас. При виде машин скорой помощи я оказывалась в самой глубине моих подсознательных страхов. Если я шла по улице и видела скорую помощь, я оказывалась в том самом клубке мыслей-страхов, поток которых вводил меня в антимедитацию. Я не могла больше ни о чем думать, кроме как о том, что я, не дай бог, окажусь в этой машине или, того хуже, в больнице.
Читать дальше