Ирене Крекер - Не забыть нам песни бардов. Цикл эссе

Душа его болит, кричит, ищет выхода. Струны гитары не успевают за эмоциями, слова – за мыслями. Они бьют по нервам, выбивая ритмы, рифмы, музыку. Поступки порой не подчиняются контролю. Он живёт на взводе нервной системы и окрепшим в течение жизни охрипшим голосом делится с людьми своей правдой: о себе, о среде, его породившей, о времени, которое не даёт жить своим героям и в котором поэты не в чести.

И они уходят один за другим в потусторонний мир. Поэту хотелось бы увидеть будущее, но путь к нему сложен. Он не знает, успеет ли, и торопит время.

Мне вспоминаются стихи кишинёвского поэта Игоря Доминича, посвящённые Владимиру Высоцкому, «Ну, не любит Россия поэтов»:

В последние годы Владимир Высоцкий остро чувствует, что и своим не нужен, и чужие обходят. Чувство одиночества мучает, давит. Некому душу раскрыть. И она мается в потоке людских страстей, распрей и недопонимания. Но и в трудные дни внутренняя сила не подводит Владимира Высоцкого. Преодолевая то, что тёмный мир пытается обрушить на него, он остаётся верен своим принципам.

* * *

В распространении его песен по стране помогали магнитофонные записи. Он ещё только создавал текст, где-то однажды его исполнял – в кругу друзей, или на сцене – а на следующий день песня уже звучала из открытых окон, продолжая жизнь в исполнении гитаристов на улицах и площадях, в стенах институтов и учреждений. Пожалуй, не было ни одной семьи, в которой не слышали бы о песнях Высоцкого.

В то время слухи и легенды о нём тоже распространялись с неимоверной силой и скоростью. Они «были полны чудовищного вранья в духе „романов“ пересыльных тюрем, – напишет позже бард Юрий Визбор. – В последние годы Высоцкий просто скрывался, репертуарный сборник Театра на Таганке, в котором печатаются телефоны всей труппы, не печатал его домашнего телефона. Он как-то жаловался, что во время концертов в Одессе не мог жить в гостинице, а тайно прятался у знакомых артистов в задних комнатах временного цирка шапито. О нём любили говорить так, как любят говорить в нашем мире о предметах чрезвычайно далеких, выдавая их за близлежащие и легкодостижимые. Тысячи полузнакомых и незнакомых называли его „Володя“. В этом смысле он пал жертвой собственного успеха».

Он ждал признания со стороны литературной общественности, но его будто не замечали. В России такой метод борьбы называется травлей, а в Германии – психологическим моббингом. Это была травля, изощрённая, тонкая, действующая своим остриём на психику.

Концерты часто отменялись перед самым выходом на сцену под предлогом болезни исполнителя, да ещё вина перекладывалась на его плечи. Песни для фильмов не пропускали перед премьерой, тем самым картина не получала признания. Тексты не печатались литературными издательствами. О причине этой травли напишет позже Э. Лурье в стихах на смерть поэта Владимира Высоцкого:

«Всё, что делал и писал Высоцкий, рассматривалось под сильнейшей лупой. Его неудачи в искусстве были почти заранее запрограммированы регулярной нечистой подтасовкой – но не относительно тонкостей той или иной роли, а по вопросу вообще участия Высоцкого в той или иной картине. В итоге на старт он выходил совершенно обессиленный», – правдиво рассказывает нам Юрий Визбор в своей статье «Он не вернулся из боя».

В этом плане интересен и факт отклонения Государственным комитетом кинематографии фильма «Стрелы Робин Гуда». Это произошло 9 октября 1975-го года. Тогда согласились его принять, только при условии, если будут исключены песни Высоцкого. Но, как пишет режиссёр Сергей Тарасов, «не Высоцкий писал свои песни под фильм, а именно картина снималась под его песни. Поэтому, когда вышло указание „выкинуть“ баллады из ленты, это было очень сильным потрясением для всего задействованного в съёмках состава. Прямо руки опустились. Без баллад картина потеряла свою привлекательность и ценность. Поэтому спустя годы, когда у меня появилась возможность снять „Айвенго“, я и использовал „потерянные“ в „Стрелах…“ песни. Но это уже было всё равно не то. В „Стрелах Робин Гуда“ они были более уместны. К тому же в „Айвенго“ удалось поставить не все баллады. Пропали „Баллада о ненависти“, „О двух лебедях“, в „Айвенго“ им просто не нашлось места, к тому же „Балладу о времени“ и „Балладу о любви“ тоже пришлось давать в сокращении».