Василий Аронэ - Открой глазА. Книга-эксперимент

Тогда я и понял, что нечто большее связывает нас с Машей. Точнее говоря, меня с ней, а не нас. Я только в 99 процентах случаев искренне считал, что мы друзья и ничего больше, но какая-то моя частичка все равно верила и надеялась на что-то несбыточное, на что именно, я сам не мог понять. Чувствовал, но понять не мог. Или не хотел. Ведь как только признаешься себе в каких-то мыслях или надеждах, они сразу обретают реальную основу, которая будет терзать тебя день ото дня. Так какой смысл признавать что-то, чему не бывать? Пусть это лучше лежит где-то далеко в моей голове, в самом дальнем углу, в который я никогда не заглядываю. Но даже хорошо спрятанные, эти мысли иногда высовывали свою голову. В этот раз был именно такой случай – из поездки она приехала с новым парнем.

Это не повлияло на наши отношения, по крайней мере, я старался убедить себя, что это так.

Я никогда не обижался и не противился правде. Однажды я назвал жирного и лысого мужика жирным и лысым, на что тот неистово разозлился и, брызжа слюной мне в лицо, обозвал меня слепым сопляком. Меня это никак не задело. Так и в случае с Машей… Хотя что-то я опять бравады напустил. В случае с Машей обстоятельства были куда сложней, чем это детское сравнение с лысым жирдяем.

Через несколько месяцев Маша рассталась со своим дружком-путешественником. С тех пор я старался быть к ней ближе, с трудом понимая, чего хочу добиться. Через полгода мы снова вернулись к тому, с чего начали: мы дружили и общались как родные, и я старался больше не проявлять никаких неуверенно-романтических позывов. Поначалу приходилось сдерживаться, потом они сами постепенно исчезли.

Совру, если не скажу, что где-то в глубине меня теплилась надежда на чудо. Так глубоко, что ее, казалось, и нет вовсе.

Однажды я порезался и почувствовал, как водянистое и липкое заструилось у меня по ладони. Интерес пересилил боль, и вместо того чтобы достать мобильник и позвонить брату, я решил потрогать, понюхать и попробовать кровь на вкус. Раньше я этого никогда не делал осознанно. Что сподвигло на это теперь? Фраза, услышанная в фильме: один из героев что-то сказал своему брату про их общую кровь и ее силу. Я, конечно, понимаю, что это метафора, не думайте, что я дебил, но почему-то такой оборот речи очень меня заинтриговал, а сейчас он всплыл в памяти.

На вкус она была соленой, а по ощущениям – густой и очень неприятной. Я сплюнул прямо на пол, сжал руку в кулак, чтобы не испачкать кровью весь свой стол, но это действие не принесло почти никакого результата. Я чувствовал, что кровь еще идет, капая на пол, а мой интерес все еще не был удовлетворен.

Мы с моим братом тоже одной крови, и не случись пореза, я бы вряд ли об этом задумался. Он единственный, кто для меня не просто голос и запах, а нечто большее. Я чувствую его. Знаю, когда ему хорошо и когда плохо, независимо от того, рядом он или нет. Может, это и есть сила крови? Как бы там ни было, мне несказанно повезло иметь рядом такого человека.

Пока я размышлял, кровь начала чувствоваться внутри ладони. Я понял, что пора начинать применять какие-то меры по оказанию самому себе первой помощи. Нелепое зрелище. Секунд двадцать потратил только на то, чтобы добраться до умывальника. Нормально остановить кровь у меня не получилось, и единственное разумное решение, которое пришло в голову, —обмотать палец полотенцем, висевшим в ванной. После этих действий я понял, что лучше вызвать скорую.

Машина приехала на удивление быстро, и все, что мне потребовалось, – сказать врачам, что я слепой; остальное они сделали сами. Рана оказалась незначительной, но врач похвалил меня за бдительность. Вот это я молодец.

Пока медики копошились, пытаясь заделать дырку в моем пальце, один из врачей завел со мной непринужденную, как ему казалось, беседу.

– А как вы нам позвонили, если вы ничего не видите? – судя по голосу, изумление было велико.

Я молча вытащил из кармана мобильный телефон с большими и выпуклыми кнопками. На этом наш диалог завершился.

Первым делом я решил рассказать о своем феерическом эксперименте брату. В ответ услышал тонну мата и большое количество всяческих оскорблений. Я почувствовал себя каким-то безмозглым школьником, а ведь произошедшее стало для меня открытием. Без преувеличения.

Через несколько часов Леша уже был у меня дома, но, к моему удивлению, в этот день мы с ним больше не ругались.

Я сидел в кресле и монотонно бил по клавише своего синтезатора. Леша сказал, что близится вечер, по моим же внутренним ощущениям и общему физическому самочувствию, была ночь. У слепых тоже бывают депрессивные вечера, вызванные непонятным буйством противоречивых ощущений внутри черепной коробки (кстати, почему она называется коробкой? Сколько ни трогал свою голову, мне всегда казалось, что она больше похожа на что-то круглое или овальное. Или мне чего-то не видно?). Повторяющаяся нота, казалось, проникала прямо в мозг и ненадолго глушила мои терзания.