Виктор Кротов - Сказочная педагогика. Часть третья. Проблемы развития

Что же до Пегасёнка, он не хотел вырастать. И поэтому по-прежнему оставался жеребёнком. Ведь у вольных крылатых лошадей это зависит исключительно от их желания. Он не просто так принял это решение. Снова и снова прилетал он к тем, кто лёгок, мечтателен и смел, но слишком юн для полётов на безудержном Пегасе. Каждый мальчишка, каждая девчонка, которым удавалось побывать там, куда мог донести их Пегасёнок, уже никогда в жизни не могли забыть об открывшихся им необозримых просторах. О тех удивительных краях, которые ещё больше отличаются от обычного неба, чем небо от земли.

Ребёнку гораздо ближе словесное творчество, чем может показаться кому-то из взрослых. Ведь совсем недавно ему довелось проделать колоссальную лингвистическую работу по освоению родного языка, устной речи с нуля до уровня «владею свободно». Тот, кто вёл родительский дневник, знает, сколько великолепных неологизмов, оригинальных фраз, неожиданных сравнений изрекает малыш после того, как начал говорить.

Чаще всего этим его словотворческие возможности не ограничиваются. Если быть достаточно внимательным, окажется, что ребёнок предпринимает и настоящие литературные усилия. Он бормочет про себя какие-то свои стишки без размера и рифмы (во взрослой поэзии это называется верлибром), напевает странные песенки, сочиняет какие-то крошечные чудаковатые истории. Увы, редко кто обращает внимание на это, ободряет и поддерживает малыша, порхающего на своём маленьком Пегасёнке без седла и правил. Потом он взрослеет, его словесные эксперименты, оставшиеся невостребованными, иссякают, а дождаться взрослого Пегаса удаётся лишь немногим. Но Пегасёнок существует! В этом сказка совершенно правдива. Хотя о повадках его можно, естественно, спорить.

Не всегда само собой случается так, что сказка в точности подходит ребёнку или детям, которым мы её читаем. Но всегда во власти того, кто её читает, – помочь воспринять её именно тем детям, которые рядом с ним. Усилить внимание к важным для них вещам и оставить в тени менее значимое. Дать высказаться о том, что им хорошо понятно и знакомо, или сделать паузу для пояснения того, что может вызвать затруденение.

Например, эпизоды «Волшебного возка» становятся богаче, если сказать несколько слов о книге в целом. Сказка про Пегасёнка сложнее сказок про червячка Игнатия, поэтому для её освоения лучше выделить побольше времени. А если говорить в общем – всё зависит от конкретной сказки и реальных детей.

И в то же время ребёнок обычно спокойно мирится с неясностями в сказке ради того, что ему в ней интересно. Так что можно относиться к сказке и как к одежде на вырост. Тут уже всё зависит от нашей воспитательской позиции, не так ли?

– Случалось ли тебе сидеть на лошади, хотя бы без крыльев? А случалось сочинить стишок?

– Тебе хотелось когда-нибудь, как Пегасёнку, сделать что-то великолепное, не дожидаясь, пока вырастешь?

– А помечтать в одиночестве, как Лемир, ты любишь?

– Как по-твоему, почему Лемиру казалось, что он уже бывал в том таинственном мире, куда они залетали с Пегасёнком?

– Приходилось ли тебе оказаться в каком-нибудь совершенно необычном месте? Что это было?

– Почему все стали беспокоиться за Лемира? Чего они боялись? Нравилось ли им, что Лемир стал совсем непохож на других детей?

– Хотелось ли тебе когда-нибудь стать писателем или поэтом?

– Что ты больше хотел бы сочинять: стихи, сказки или рассказы о жизни?

– Если бы у детей всё зависело от их желания, как у вольных крылатых лошадей, каким был бы твой выбор: стать взрослым или остаться ребёнком?

– Как ты думаешь, Пегасёнок один – или их много?

Хорошо, что червячок Игнатий знал из книжек, как называется это странное сооружение, иначе он был бы очень озадачен. Примерно в десяти человеческих шагах от его норки на четырёх металлических ножках стоял раскрытый деревянный чемоданчик. Перед ним на маленьком складном стульчике сидел человек в чёрном берете и синей вельветовой куртке. Он то бросал внимательный взгляд на заросли кустов, то тыкал во внутренность чемоданчика кисточками.

«Несомненно, это художник, – уверенно определил червячок Игнатий. – А перед ним стоит этюдник, который берут с собой, чтобы рисовать прямо на улице. Между прочим, это первый художник, которого я вижу. До сих пор я только читал про них, а теперь… Нет, нельзя упускать такой случай. Надо попробовать познакомиться. Только не помешать бы ему работать».