Виктор Кротов - Сказочная педагогика. Часть третья. Проблемы развития

Перед уходом Маша Макеева подарила червячку Игнатию целый мешочек вкусных-превкусных пирожных для чаепития в его норке. Всем эти пирожные ужасно понравились. Ведь это были крошки от бисквитного пирога, который собственноручно испекла для своих друзей Маша Макеева.

Человечество занимается творчеством уже многие тысячелетия. Но вряд ли мы поможем ребёнку проложить тропинку к собственному творчеству, если сразу ошеломим его величайшими достижениями культуры и искусства. Червячок Игнатий поможет нам соизмерить представления о творческом подходе к миру с масштабами детской жизни.

При этом важно показать, что творчество – это не только изготовление художественных объектов. Это и талантливая дружба, и искусство общения, и способность разглядеть в пустой стеклянной банке выставочный зал. А также многое-многое другое, что оживляет и одухотворяет нашу жизнь и наши взаимоотношения.

Насекомые ещё меньше детей, поэтому ребёнку легче учиться у них, чем у гениев человечества (время такой учёбы настанет попозже). Вот только в живой природе не всегда вовремя встретишь жуков, мастерящих резные шкатулочки, или директора баночного выставочного зала. Что ж, на то и сказочная педагогика, чтобы помочь нам в этом.

Может быть, после сказки стоит приняться за организацию собственной мини-выставки? Такой, чтобы на ней были только всякие маленькие произведения: картинки на листке из блокнота, скульптуры из спичек, салфеточки для кукольного сервиза… То, что можно сделать быстро и весело.

А потом – слепить из пластилина (подойдёт, если захочется, и любой другой материал) и посетителей для этой необычной выставки. Пусть каждый приведёт туда тех насекомых, которых ему приятно смастерить. А вместо Маши Макеевой вполне подойдут Саша Петров, Нина Иванова – и так далее, по числу детей, участвующих во всей этой сказочно-выставочно-художественной деятельности.

– Почему друзьям из сказки пришли в голову такие разные мысли о том, как использовать банку?

– Что такое, по-твоему, витамины красоты? В чём они содержатся?

– Знаешь ли ты, что такое макраме? Почему им занимались паук Пафнутий и его семья?

– А ты мог бы устроить маленькую выставку красивых камушков? Где бы ты их раздобыл? Кого позвал бы на эту выставку?

– На какой выставке ты сам хотел бы побывать?

– Знаешь ли ты, как называется выставка засушенных листиков, устроенная не в банке, а в альбоме?

– Почему Маша Макеева приняла банку с выставкой листиков за выставку насекомых?

– Хотелось бы тебе увидеть выставочный зал червячка Игнатия? А поговорить с ним?

– Как ты думаешь, Маша Макеева настоящая девочка или сказочная? (Автор сообщает, что это совершенно реальный человек. Я у неё даже просил разрешения оставить в сказке её настоящие имя и фамилию. Правда, с тех пор Маша выросла. И пёсик Риджи был у неё на самом деле.)

– Каким своим творческим произведением поделилась Маша Макеева с насекомыми? Или, может быть, испечь пирог – это не творчество?

Лето выдалось жаркое. Червячку Игнатию то и дело вспоминался южный город Судак, в котором он побывал когда-то. Он лежал в траве около бухты, что неподалёку от московского Речного вокзала, и ему вдруг показалось, что это берег Чёрного моря. Что рядом вполне могут раздаться голоса его тамошних друзей: богомола Быстроглота, зелёной кобылки Гринмы или бражника Сластёны.

Вместо этого он услышал божью коровку Пятнашку. Не успев приземлиться, она уже оживлённо затараторила. Но первое слово у неё было, как ни странно, как раз «Судак».

– Судак! Цикада оттуда! Её зовут Уня. Не хочет без тебя концерт начинать. Говорит, сначала должна привет тебе передать. Скорее! На концертную лужайку!

Лужайка, о которой говорила Пятнашка, была недалеко, и скоро они уже были там. Насекомого народа собралось предостаточно. Смуглая цикада Уня была очень рада познакомиться с червячком Игнатием и передала ему тысячу приветов от судакских друзей. От Гринмы, Сластёны и Быстроглота.

Потом все расселись, и Уня начала своё выступление. Пение у неё было удивительное. Червячок Игнатий снова вспомнил море, звучащее на разные голоса, – и вдруг почувствовал, что это оно, само Море поёт ему о своих далёких и глубоких тайнах. Но не только. Уня подхватывала любой возникающий где-то звук, отвечала ему и вплетала в свои песни. Вот загудел пароход, плывущий мимо бухты, – и Уня ответила ему, и все почувствовали себя путешественниками, только что отплывшими от Речного вокзала в далёкий водный путь… Зашелестели под порывом ветра деревья – и шелест их тоже стал частью песни… Засмеялся неподалёку ребёнок – и вместе с ним засмеялась песенка, заулыбались слушатели… Да они уже и не оставались просто слушателями. Чьё-то жужжание, чьё-то стрекотание, чьё-то прищёлкивание – всё становилось музыкой и пением…