Андрей Пузырей - Психология. Психотехника. Психагогика

И вот – что и как – пишет дальше Фуко!

«“Секс”, – эта инстанция, господствующая, как нам представляется, над нами; эта тайна, которая кажется нам лежащей подо всем («под-лежащей», то есть «суб-станцией». – А.П. ), чем мы являемся; эта точка, завораживающая нас властью, которую она проявляет, и смыслом, который она таит; точка, у которой мы просим открыть нам, что мы такое есть, и освободить нас от того, что нас определяет (то есть, как мы полагаем, делает нас несвободными. – А.П. ), “секс” есть, без сомнения, всего лишь некая идеальная точка, которую сделали необходимой диспозитив сексуальности и его функционирование».

Как пишет Фуко! Трудно остаться спокойным, читая такие страницы! А у Фуко они, надо сказать, встречаются нередко.

Итак, «секс», говорит Фуко, есть только некая «идеальная» – а лучше, быть может, сказать: «мнимая» – точка, «мнимая» в том смысле, который понятию «мнимых величин» придается в математике или в оптике, когда говорят о «мнимом фокусе» линзы. Или, еще иначе – уже приводившимися словами Маркса – можно было бы сказать: «секс» – это только некий «желтый логарифм» сознания, «превращенная форма» сознания. То есть «секс» – это некое – особое по своей конституции – «образование сознания», или: образование – «мнимость» – некоего особым образом конституированного, особым образом «проработанного» сознания.

Конституированного, а стало быть, и «проработанного» – как вновь и вновь проводит эту мысль Фуко – в интересах, в составе и в «логике» соответствующего диспозитива власти. «Секс» – это «мнимый фокус», на котором «стягиваются», относительно которого «рас-полагаются» (вот оно, кстати, «рас-положение»), и – именно внутри соответствующего диспозитива власти (то есть внутри ее, «власти диспозитива сексуальности») многочисленные и множественные, как выражается Фуко, «эффекты сексуальности».

«Не следует представлять себе, – продолжает мысль Фуко, – какую-то автономную инстанцию “секса”, которая вторичным образом производила бы вдоль всей поверхности своего контакта с властью множественные эффекты сексуальности».

Обычно полагают, что «секс», как своего рода «суб-станция» («под-лежащее» – как чуть раньше говорил Фуко – всей нашей жизни), с одной стороны, и «власть» – с другой, вступают во взаимодействие – «конфликтное» взаимодействие, – а все «лежащие на поверхности» феномены сексуальности суть только вторичные проявления результатов, или эффектов – «поверхностных» эффектов, – этого взаимодействия, взаимодействия по большей части «скрытых», «глубинных», «сущностных» сил, или «пружин». Фуко же пытается опрокинуть эти, такие привычные и, казалось бы, столь основательно разработанные (вспомним тут, опять же, хотя бы фрейдовскую схему отношения между «Эго» и «Супер-Эго») представления.

«Напротив, – утверждает он, – “секс” является наиболее отвлеченным, наиболее идеальным и наиболее внутренним элементом диспозитива сексуальности, который организуется властью в точках захвата ею (властью. – А.П. ) тел (наших тел. – А.П. ), их материальности, их сил, их энергий, их ощущений, их удовольствий. Можно было бы добавить, что “секс” выполняет и еще одну функцию, которая пронизывает первые и их поддерживает. Роль на этот раз – более практическая, чем теоретическая. В самом деле: именно через “секс” – эту воображаемую точку (вот она – «мнимость»! – А.П. ), закрепленную диспозитивом сексуальности, и должен пройти каждый, дабы получить доступ к своей собственной интеллигибельности (поскольку он, этот “секс”, является одновременно и потаенным элементом и первоначалом, производящим смысл), к целостности своего тела (поскольку он является реальной и угрожаемой (в смысле как раз угрозы кастрации». – А.П. ) частью этого тела и символически конституирует его как целое), к своей идентичности (поскольку к силе импульса “секс” присоединяет единичность некой истории).

И вот в результате переворачивания, которое подспудно началось, без сомнения, не вчера, но уже в эпоху христианского пастырства плоти, мы сегодня дошли до того, что стали испрашивать нашу интеллигибельность у того, что на протяжении стольких веков считалось безумием, полноту нашего тела – у того, что долгое время было его клеймом и как бы раной, свою идентичность – у того, что воспринималось как темный напор без имени. Отсюда – то значение, которое мы ему придаем, тот благоговейный трепет, которым мы его окружаем, то усердие, которое мы вкладываем в его познание».