Малкольм Гладуэлл - Давид и Голиаф. Как аутсайдеры побеждают фаворитов

В конце нашего разговора Рейнольдс захотел показать мне место, где убили его дочь. Я не мог произнести «да». Это было уже слишком. Рейнольдс наклонился ко мне и накрыл ладонью мою руку.

«У вас есть бумажник? – спросил он. А затем протянул паспортного размера фото Кимбер. – Его сделали за месяц до ее гибели. Положите фото в бумажник и вспоминайте о ней, когда будете его открывать». Майк Рейнольдс всегда будет горевать. «У этого ребенка была вся жизнь впереди. Сотворить подобное, так хладнокровно убить мою девочку – настоящее зверство. Этому нужно положить конец».

В 2007 году Дерксенам позвонили из полиции. «Я отделывалась от них два месяца», – сказала Уилма Дерксен. Чем был вызван их звонок? Прошло двадцать лет со дня исчезновения Кэндис. Они пытались жить дальше. Что хорошего в том, чтобы бередить старые раны? Наконец, они решили ответить. Приехали полицейские. Они сообщили: «Мы нашли человека, убившего Кэндис».

Сарай, в которой обнаружили тело девочки, все эти годы хранился в полицейском складском ангаре, и теперь ДНК с места преступления совпало с ДНК человека по имени Марк Грант. Он жил совсем недалеко от Дерксенов. За ним числилось не одно сексуальное преступление, и большую часть взрослой жизни он провел за решеткой. В январе 2011 года Грант предстал перед судом.

По признанию самой Дерксен, она была в ужасе. Она не знала, как реагировать. Воспоминания о том кошмаре ушли в прошлое, а теперь снова придется бередить старые раны. Она сидела в зале суда. Грант, с одутловатым лицом и седыми волосами, надулся, словно индюк. Выглядел он нездоровым и слабым. «Его злость по отношению к нам, его враждебность казались такими странными, – вспоминает Уилма. – Не знаю, почему он питал к нам такую ненависть, ведь это мы должны были ненавидеть его. Наверное, в первый раз я взглянула на него только под конец предварительного слушания, понимаете, и сказала себе: вот человек, который убил Кэндис . Помню, как мы смотрели друг на друга, и свое удивление: кто ты такой? Как мог так поступить? Как можно быть таким человеком?

«Самым страшным для меня было… я сейчас заплачу… было, когда я… – она остановилась и извинилась за слезы. – Я осознала, что он связал Кэндис по рукам и ногам и что это значит. Сексуальность принимает различные формы, и я не понимала… – Она снова замолчала. – Я наивная меннонитка. И понимать, что ему доставляло удовольствие связывать Кэндис и наблюдать за ее страданиями, что ему нравилось ее мучать… Не знаю, есть ли в этом какой-то смысл. Для меня это еще хуже, чем вожделение или изнасилование, понимаете? Это бесчеловечно. Я еще могу понять извращенное сексуальное желание. Но это просто изуверство. Кошмар. Это гораздо хуже».

Одно дело прощать в теории. Когда Кэндис убили, они не знали, кто ее убийца: он был человеком без имени и лица. Но теперь они узнали его имя.

«Как можно простить человека, совершившего такое? – рассуждает женщина. – Мне стало гораздо труднее. Приходилось бороться со всякими разными мыслями, вроде “Почему он не умер?”, “Почему его никто не убил?”. Это нездоровые мысли. Это месть. И держа его судьбу в моих руках, я в какой-то мере несла бы ответственность за применение пыток».

«Однажды я не сдержалась прямо в церкви. Я была с компанией друзей и принялась поносить сексуальные безрассудства. На следующее утро мне позвонила одна из тех подруг и пригласила на завтрак. Но затем отказалась говорить в кафе и предложила пойти к ней домой. Мы пошли к ней домой. И там она призналась в пристрастии к порно, и мазохизму, и БДСМ. Она была близка к этой культуре и поэтому понимала ее. Она все мне рассказала. И тогда я вспомнила, что любила ее. Мы вместе работали в миссионерской организации. И эта ее сторона все время была мне неведома».

Монолог Дерксен продолжался очень долго, и наплыв эмоций изрядно ее утомил. Теперь она говорила медленно и мягко. «Моя подруга очень переживала и была так напугана. Она видела мою злость. Застряну ли я в этой злости, направлю ли злость на нее? Оттолкну ли ее?» Чтобы простить подругу, поняла она, ей придется простить Гранта. Она не может делать исключения ради собственного морального удобства.

«Я боролась с этим желанием, – признается она. – Хотя порой безуспешно. Я не святая. И не всегда прощаю. Это последнее, что хочешь делать. Было бы куда проще сказать, – она сжала руку в кулак, – потому что на моей стороне собралось бы много людей. Наверное, к этому моменту я стала бы активным поборником справедливости. За мной могла бы стоять гигантская организация».